Малка обняла племянницу:
— Счастья тебе, дитя мое…
Из маленькой комнатки выпорхнула Эстерка. Все надежды, что она сможет еще сегодня подготовиться к завтрашним урокам, окончательно рухнули. Совсем другое, куда более важное и интересное, дело целиком увлекло ее.
— Он объяснился тебе в любви? — шепотом спросила она сестру.
— Объяснился… Конечно, объяснился, — громко ответила Этл.
— А кто он? — в один голос спросили Хевл и Малка, успевшие прийти в себя от ошеломляющей новости.
— Вы его знаете, тетя, — ответила Этл. — И вы, дядя, тоже должны его знать. Его все знают.
— Кто же это? Из какой команды: баскетболистов, волейболистов, или он из танцоров, певцов, гитаристов? — пытался угадать дядя Хевл.
— Не из породы ли он бездельников? — с беспокойством спросила Малка.
— Самый первый бездельник, — рассмеялась Этл.
— Так кто же, не томи, — дядя Хевл даже повысил голос.
Между тем, у младшей племянницы глаза так и сияли от удовольствия. Она-то хорошо знала, о ком идет речь.
— Его фамилия Сегал, — объявила Этл.
— Одного Сегала я знаю, ношу ему почту. Пять газет выписывает. Только он уже в летах, — сказал дядя.
— Нет, мой Сегал еще молодой, — уточнила Этл.
— А я у Сегала убираю кабинет на заводе, — вставила Малка.
— Ша! Точка! — У дяди окончательно лопнуло терпение. — Что мы «сегалим» туда-сюда, а ты, Этл, ни слова не говоришь. Есть же у него имя, и где-то он ведь работает. Скажи, как его зовут?
— Говорю же вам — Сегал.
— Сегал — это фамилия, а я имею в виду имя.
Этл оказалась в затруднительном положении. Она знала его имя, но, поскольку сама его по имени никогда не называла, оно сейчас вылетело у нее из головы.
— Вот так невеста, — усмехнулся дядя, — не знает даже, как зовут жениха.
— Он — начальник…
— А если начальник, то у него имени нет?
— На стадионе все его зовут Сегал.
— Ладно, бог с ним, с именем. Ну а все-таки кто он есть?
— Он на заводе заведует отделом оборудования, один из заместителей директора.
Изумленные Хевл и Малка молча глядели на Этл. Ничего не скажешь, должность у жениха высокая, и впрямь большой начальник!
— А кабинет, который вы, тетя, убираете по утрам, это его кабинет, — заключила Этл.
— Вениамин Данилович? Но разве он неженатый?
— Неженатый, — не совсем уверенно ответила Этл. — Он еще молодой.
— Он и вправду выглядит молодо, — согласилась Малка, — на вид ему не больше, чем лет…
— Пятьдесят… — усмехнулся дядя.
— Что за шутки! — Малка смерила его строгим взглядом.
— Ну, тогда скажи, Этеле, хотя б, сколько ему лет. Или ты и этого не знаешь?
— Не знаю, и, по-моему, это не так важно.
— Ему не более тридцати, — вынесла свое суждение Малка. — И производит он впечатление доброго, порядочного человека. Всегда справляется о моем здоровье…
— Невелик труд справляться о здоровье. Ты, Малка, от всего приходишь в восторг и всех хвалишь.
— Представь себе, что не так уж много людей интересуется моим здоровьем, дальше веника и тряпки в моих руках ничего но видят.
— Зато мою почтовую сумку все видят за километр и заранее спешат поздороваться со мной, — дядя Хевл любил расписывать, как его любят и ценят. Дело в том, что в глазах родственников он выглядел неудачником, ему сочувствовали, жалели, что ему приходится таскать тяжелую сумку с письмами и газетами, в то время как его собственный кошелек всегда очень тощий.
Что правда, то правда, почтальоном дядя Хевл стал вовсе не потому, что эта работа ему так уж нравилась. Он приехал в Москву из местечка Хмельник еще до войны. Жил у двоюродного брата до тех пор, пока у того не прибавилось семейство — родился ребенок. В единственной комнатушке стало настолько тесно, что Хевлу пришлось искать другое пристанище. Устроился работать в отделение связи, где срочно требовались почтальоны. Ему выделили крохотный чулан в большой коммунальной квартире. В этой же квартире жила и Малка, свою маленькую комнатку она получила точно таким же образом. Среди многих дефицитных профессий, в которых нуждался машиностроительный завод, уборщицы были отнюдь не на последнем месте, и для них иногда изыскивали жилье гораздо быстрее, чем для других. И вот получилось так, что новоиспеченный почтальон и без году неделя уборщица получили свои клетушки в одной коммунальной квартире. С первой минуты, когда они встретились в общей кухне, они понравились друг другу. Не откладывая в долгий ящик, сыграли свадьбу. Две комнатки соединили воедино. Вместо двух маленьких столов на кухне поставили один стол побольше — на двоих. Хевл втянулся в работу, как будто всю жизнь только тем и занимался, что разносил письма и газеты. Он стал заметной фигурой на участке, который обслуживал. Как-то ему предложили на почте стать приемщиком: не надо будет больше шагать с тяжелой ношей на ремне, сиди себе за столом, выписывай квитанции, но Хевл отказался: