Вернувшись с завода домой, в городок, Лев Борисович зашел к академику Мезенцеву и рассказал ему о случившемся. Услышав эту новость, Александр Никифорович улыбнулся:
— Сразу видно, Лев Борисович, что вы еще совсем неискушенный человек. Думаете — вы первый пострадали. Как бы не так! Когда сооружали ГЭС, ее строители забрали у нас не только наши фондовые материалы, но и ухитрились заполучить деньги с нашего счета в банке. Мне даже пришлось написать об этом в газете.
— Может быть, и мне написать? — спросил Лев Борисович.
— Не торопитесь, подождите немного… Когда Девяткин отнимет у вас строительные материалы в другой раз… Нет, — Александр Никифорович согнал улыбку с лица. — В вашем случае и многих ему подобных меньше всего я склонен винить строителей, металлургов. Они не виноваты. У них свои заботы, свои планы, даже при большом желании они часто не могут нам помочь в той мере, в какой мы нуждаемся. Выход один. — Мезенцев встал из-за стола и подошел к большой карте городка ученых, висевшей на стене. Карта синела морем, желтела песочным пляжем, зеленела тайгой, среди которой белели улицы и проспекты с нанизанными на них изображениями многочисленных научно-исследовательских институтов, университета, торгового центра, гостиницы, телеграфа.
Академик указал пальцем на густую зеленую полосу, обрамлявшую городок с северной стороны:
— Здесь у нас будет создана наша собственная производственная база — конструкторские бюро, опытные заводы с первоклассным оборудованием и высококвалифицированными специалистами. Новейшие идеи и открытия наших ученых здесь будут воплощены, реализованы в возможно кратчайший срок. Только таким путем наши научные новшества не будут залеживаться, как это теперь часто бывает, и не устареют еще до того, как в мире узнают о них. Между прочим, — вдруг вспомнил Мезенцев, — к нам в городок приехал ваш коллега, он спрашивал про вас. — Александр Никифорович посмотрел на листок настольного календаря и прочитал фамилию: — Райский, Анатолий Данилович Райский.
Порой в жизни случается так: едва появилась у тебя с одной стороны хмурая тень, как вслед за ней появляется еще одна — с другой, а там уже кружит, маячит третья тень, спереди, — и потянулась темная полоса, когда все не клеится, не ладится, все катится вниз, как в пословице: «Иду медленно — беда меня нагоняет, иду быстро — сам беду нагоняю». После того, что случилось на заводе, — вот тебе и еще одна неприятность. В последнем письме жены немало удивил Льва Борисовича неожиданный привет ему от Анатолия Даниловича, и вот Райский уже здесь, в городке. Что его сюда привело? Какая нечистая сила заставила его спешно прилететь? А он-то, Лев Борисович, уже полагал, что этот человек навсегда исчез с его глаз, что он никогда его больше не увидит.
Разумеется, то, что Райский когда-то сделал такой выпад против него лично, скорее комический эпизод, нежели нечто серьезное. Лев Борисович при случае рассказывает этот эпизод, который, по его мнению, в известной степени и поучителен. При этом легкая ирония, полушутливый тон, манера слегка подшутить над собой помогают ему оставаться скромным, не выпячивать своей персоны, когда он рассказывает о себе самом.
Начинает Лев Борисович с того, как однажды вечером, в начале весны, в той же «Вечерке», где энное количество лет назад было опубликовано объявление, что студент имярек ищет часть комнаты, вновь появилось на четвертой полосе объявление, на сей раз в более почетной рубрике, под заголовком «Защита диссертаций». Московская публика оповещалась о том, что пятого апреля, в три часа дня, в аудитории 39-й такого-то института, Л. Б. Ханин будет защищать диссертацию на соискание звания кандидата технических наук, на тему: «Минимальные и оптимальные термические режимы плавильных печей». Будущий кандидат вырезал из газеты объявление и спрятал его в нагрудный карман. Так прячут лотерейный билет, в уверенности, что он обязательно выиграет, или, лучше сказать, записку девушки, в которую по уши влюблен. Сие сентиментальное и шаблонное сравнение пусть никого не смутит. Соискатель ученой степени был тогда уже не первой молодости, но все еще одиноким — без семьи, без родни, один как перст. В голосе у Льва Борисовича при этих словах прорывается грустная нота, исчезает легкий иронический тон.
— Над диссертацией он трудился в первые послевоенные годы, — продолжает рассказывать Ханин о себе в третьем лице, — весь ушел в нее — в опыты, таблицы, схемы. Если чертеж не так аккуратно сделан, немедленно чертится другой, малейшая небрежность не допускалась. И он был доволен, что не приходится думать о том, где бы убить длинные вечера — они всегда были заняты неотложной работой. Но вот наконец диссертация написана и реферат типографским способом напечатан в виде брошюры. Новоиспеченный автор с увесистой пачкой экземпляров под мышкой вышел из типографской калитки с таким чувством, с каким из родильного дома выходит счастливая мать, радующаяся тому, что несет на руках свое желанное сокровище.