— Идемте ужинать, я вас прошу — схватил он ее за руку в избытке чувств.
— Куда? — удивленно спросила она.
— Как — куда? В «Прагу».
Должно быть, в тот вечер он защитил еще одну диссертацию, она была другого рода, но тоже весьма важная.
Сидя за богато и искусно накрытым столом, Лев Борисович и приглашенные им друзья угощались деликатесами «Праги», пили коньяк и шампанское, и половина всех тостов была поднята в честь ученого, металлурга Ханина, пили за его успехи, за его будущие фундаментальные исследования, за его здоровье и личное счастье, а рядом с ним сидела его новая знакомая, которая с каждой минутой все больше ему нравилась. Эту женщину звали Полей, Полиной Яковлевной. Каким образом она попала на его защиту? Очень просто. Шла по Калужской улице, а день был холодный, было ветрено, валил мокрый снег, как это бывает в начале весны. У ворот института она заметила объявление о защите диссертации и зашла посидеть немного в тепле и послушать, так же как иногда, в плохую погоду, находят теплое убежище в кино или в зале заседания суда. После ресторана они отправились гулять по Гоголевскому бульвару. Голы были еще деревья, заснежены скамьи, но на душе у него было тепло, радостно. Лишь одна мелочь, сущий пустяк немного омрачал радость Льва Борисовича.
В каком бы прекрасном настроении и праздничной приподнятости в тот вечер он ни был, все же незаметно вкравшаяся неприятная мысль тревожила его, не давала покоя. Порой незначительное обстоятельство может отравить самое большое счастье, выпадающее на долю человека, возможно, один-единственный раз в жизни.
Дело в том, что из четырнадцати членов Ученого совета, присутствовавших на защите и участвовавших в тайном голосовании, тринадцать голосов было «за», один «против». Тринадцать тоже хорошо, даже очень хорошо, один голос «против» — это минимум. Где это написано, что решительно все должны были проголосовать «за»? Но все назойливее волновал его бесполезный вопрос: почему? Почему тот, кто голосовал «против», открыто не выступил, не указал на существенные недостатки, вследствие которых работа соискателя, по его мнению, должна быть признана недиссертабельной? Все выступавшие отзывались о диссертации положительно, дали ей высокую оценку, все, без исключения, члены Ученого совета потом сердечно поздравляли его с заслуженным успехом, пожимали руку. Кто же это может быть? Ханин мысленно перебирал одного за другим. Это была настоящая мука — искать одного и подозревать каждого.
Подозрение не миновало даже любимого профессора, который всегда был внимателен к нему, интересовался его жизнью, работой. Возможно, почтенный старец, держа в руках бюллетень для голосования, решил вдруг, что Ханин может еще подождать с присвоением ему ученой степени, а может, просто ошибся, подчеркнув в бюллетене не то слово. «Что же это я уважаемого человека, солидного ученого превращаю в какого-то выжившего из ума старика, не ведающего, что он делает, не отличающего слово «да» от «нет»?» Его мысль перенеслась на другого члена совета, немного опоздавшего на защиту и сидевшего в одиночестве за столом в третьем ряду, с какой-то игрушкой в руках, которую он извлек из своего пухлого портфеля. Очевидно, диссертация мало интересовала его, однако потом он так сердечно, так дружески обнял и поздравил… Кто же это все-таки? Несколько дней вопрос этот не выходил у него из головы, мешал, как больной зуб, затем — позабылось, вычеркнулось из памяти и снова вспомнилось по прошествии довольно продолжительного времени, вернее — не он вспомнил, а ему напомнили.
Было это в том году, когда работа у него не совсем ладилась, эксперименты не удавались. Наступила безрадостная полоса, как это иногда бывает у научных, творческих работников… Дошло до того, что некоторые сотрудники вообще начали сомневаться в научной состоятельности Ханина и было решено обсудить его работу. Вот тогда-то на одном из заседаний выступил доцент Райский с критикой работ Ханина. Спокойным, уверенным, хорошо поставленным лекторским голосом он уведомил собравшихся о том, что свое отрицательное отношение к нему он выразил еще при защите Ханиным диссертации, проголосовав тогда против присуждения ему ученой степени кандидата наук. Разумеется, голосование было тайным и разглашать тайны не положено, но ввиду животрепещущей актуальности вопроса он считает необходимым объявить об этом публично, потому что уже тогда обнаружил необоснованность притязаний соискателя, его научную неполноценность, считал его недостойным носить звание ученого.