Возле Гостиного двора он велел остановиться.
Антонина не знала, куда и зачем они едут, а когда Скворцов объяснил ей свою затею, она сказала, что это вовсе не нужно. Он обозлился.
— Как не нужно?
— Мне ничего не нужно. Зачем?
— А я считаю, что тебе многое нужно. — Он презрительно улыбнулся и оглядел ее с головы до залатанных бот. — Многое. И пальто, и обувь.
Антонина молчала.
— Ты у меня будешь как кукла, — сказал он, — понятно? Или ты думала, что я буду франтом, а жена у меня замарашкой? Нет, не дождешься!
Он взял ее под руку и повел в галерею Гостиного. Она шла подавленная, бледная и с испугом поглядывала на Скворцова. Он курил трубку. Пальто его было расстегнуто. Поблескивала крахмальная манишка.
— Не надо много денег тратить, — попросила Антонина, — пожалуйста…
— Ладно, Хватит денег.
Она взглянула на него.
— Я много зарабатываю, — сказал он, — очень много. — И, подумав, солгал: — И еще недавно получил за изобретение.
— За какое?
— Изобрел одну штуку для котла и получил пять тысяч.
В магазине готового платья Скворцов, с недовольным и капризным лицом, долго выбирал весенний костюм. Маленький, седенький приказчик особой палкой снимал с крючков распялки, на которых висели костюмы. Скворцову все не нравилось. У Антонины он не спрашивал. Она стояла в стороне и старалась смотреть на все это как можно безучастнее.
Наконец он выбрал костюм, серое драповое пальто, красивый пуховый шарф и замшевые перчатки.
— Ну как, нравится? — спросил он у Антонины.
— Все равно, — ответила она и отвернулась, чтобы не видеть его довольного, весело улыбающегося лица.
Пока Скворцов выбирал туфли, она думала о том, что теперь все кончено. Что кончено, она не знала, но эти слова — «все кончено» — как нельзя более подходили к тому, что она чувствовала. Ей ничего не было нужно. С печальным удивлением замечала она, что ей решительно неинтересны покупки, которые так радовали бы ее год назад.
— Так как же? — услышала она голос Скворцова.
— Что «как же»?
— Эти или эти?
Он держал в руках две разные туфли и раздраженно постукивал ими.
— Ведь ты покупаешь, — сказала Антонина, — не я. Покупай что нравится.
Скворцов выбрал черные лаковые, потом простые лодочки, потом велел отложить ночные кавказские, потом две пары летних и наконец фетровые боты.
В следующем магазине он купил ей халат — яркий, пушистый, разрисованный маками и листьями.
— Зачем это? — спросила она.
— Вырастешь — узнаешь, — ответил Скворцов.
Когда они вошли в бельевой магазин, ей стало неловко до того, что она покраснела. Скворцов заметил ее смущение и улыбнулся.
— Ничего, — сказал он, — я больше в этих делах понимаю, чем ты. Поди посиди вон там, на диванчике…
Она покорно ушла в темный угол магазина и села на клеенчатый диван.
Скворцов выбирал долго. Она слышала его веселый голос, смех приказчика, шелест материи. Потом Скворцов пошел к кассе.
— Ну, все в порядке, — сказал он, когда они выходили из последнего магазина. — Каких рубашечек купил — умереть! Дерут только, черти… А шляпу ты себе сама купишь, ладно?
— Ладно, — спокойно ответила Антонина.
Извозчик ждал их на углу Садовой и Гостиного двора. Пока Антонина усаживалась в пролетку и раскладывала поудобнее пакеты, Скворцов купил горячих московских пирожков.
— Ешь!
Она отказалась. Скворцов сел в пролетку, ткнул извозчика в спину и аккуратно развернул кулек.
— Не будешь есть?
— Не буду.
— Вкусные.
— Не хочу.
— Да ты понюхай только…
Антонина отвернулась. Пролетка ехала мимо Инженерного замка. В голых черных ветвях деревьев каркали и дрались вороны. Извозчик щелкал языком и подрагивал локтями.
— Последний ем, — сказал Скворцов, — пожалеешь.
— Ешь, — с раздражением ответила Антонина.
Скворцов съел все шесть пирожков и длинно, с удовольствием отрыгнул.
«Убежать, — вдруг подумала Антонина, — спрыгнуть и бегом. Но куда?»
Потом ей стало смешно: поздно бежать, Скворцов уже потратился, вот сколько накупил вещей. Чтобы не думать, она считала до ста, до трехсот, до тысячи…
«Все кончено, — думала она, — все, все кончено.»
Ей стало легче. Она вздохнула и посмотрела на Скворцова, он ковырял в зубах большой заграничной зубочисткой.
Дома в новой комнате Антонина долго молча сидела в кресле, закрыв лицо руками. Скворцов надоедливо скрипел башмаками, что-то заколачивал и свистел. Наконец он заметил позу Антонины и спросил, что с ней.