— Нет.
— Ну, а куда же тогда, в конце концов?
— Не в Австралию, а в Пауталию, — сообщил Наско.
— Па-у-та-ли-я, — повторил Милчо. — А это далеко?
— Да как посмотреть, — ответил Наско неопределённо. — Не так-то уж и близко.
— Можно, я возьму альбом и краски? — осведомилась Латника.
— Конечно.
— Я думаю, Цветанка проспит, — вступил в разговор Техника. — Она просыпается только к обеду.
— Врёшь! — вспыхнула Цветанка. — Если хочешь знать, я просыпаюсь с первым радиосигналом.
Но Милчо не сдавался:
— Тебе нельзя идти. У тебя брат болеет гриппом, и ты заразилась.
— Ну да, заразилась! Я на него сердита. Я уже два дня с ним не разговариваю.
— Завтра ровно в восемь собирайтесь на площади, — прекратил споры Наско.
Никто не проспал.
Все собрались в восемь.
Милчо взял с собой Мурджо. Пёс нетерпеливо подскакивал, вертел хвостом, вился возле его ног.
Солнце уже дожидалось нас — оно тоже было готово тронуться в путь.
Жаворонки выделывали в небе такие фигуры высшего пилотажа, что им мог бы позавидовать любой пилот. Ласточки садились на тополиные ветки, а потом ныряли под красные крыши домов. На столб они сесть не решались. На нём был укреплён громкоговоритель, и оттуда гремела музыка и раздавался чей-то строгий голос.
Наско объявил:
— Маршрут — луг, «Петровы песни», Хисарлык. Пошли.
Было воскресенье. После вчерашнего дождя от земли поднимался лёгкий пар. Деревья в новых платьях кивали растрёпанными головами и всё шептали, шептали, перебирая зелёными листочками. Они беседовали с трясогузками, рассказывая им свои ночные сны. Солнце шагало над нами, отражаясь в тысячах капелек росы.
И мы шагали в Пауталию.
И тоже разговаривали с деревьями. И подсвистывали птицам. И запускали пёстрого змея. И гонялись за Мурджо. И нас опьяняло то, как волшебно всё вокруг преобразила весна.
Я сел прямо на траву возле братской могилы. Наско сел рядом. Скоро подошли и остальные. Красная звёздочка над пирамидкой качнулась перед моими глазами.
«И нас было шестеро. Пятеро парней и одна девушка».
«И мы шли здесь однажды весной, когда вас ещё не было на свете».
«И у нас возникали вопросы. Но наши вопросы были такие: почему хлеба не хватает на всех? Почему мы так ужасно бедны? Почему на всех не хватает работы? Наши вопросы были бесчисленны».
«Мы спрашивали, а фашисты отвечали нам тюрьмами и пулями».
«На этой поляне нас окружили жандармы. Здесь мы встретили свою последнюю весну».
Я глубоко вздохнул, чтобы сердце перестало так сильно колотиться. Наско и Латинка сидели рядом со мной, глядели на памятник со звездой.
И казалось, будто из травы долетают до нас тихие голоса:
«Жалко, что мы не можем вас увидеть. Нам так хотелось дождаться вас!»
«Скажите нам, что, Струма всё так же хороша, как и прежде? Там возле старой вербы я купался в последний раз».
«Уродились ли в этом году яблоки?»
«Скажите, только ли мы одни погибли?»
Голоса как будто спрашивали:
«Куда идёте? Вы что-то очень спешили. А какой сегодня день?»
— Сегодня воскресенье. Мы отправились путешествовать, — ответил я им тихонько.
— Отправляемся в Пауталию! — крикнул Наско.
Мы уже карабкались по тропке, которая змеилась по голой каменной спине «Петровых песен». Мы шли по этой крутой тропе, низко наклоняясь, точно искали что-то затерявшееся среди травы и камешков.
Мы сейчас не тащили за собой свои санки, но лоб у меня всё равно вспотел.
Впереди бежал Мурджо.
Я остановился и поглядел вниз. Ребята тянулись друг за другом, тоже оборачиваясь и поглядывая вниз. Наско шёл рядом со мной, весёлый и возбуждённый. Следом шёл Данчо; он помогал карабкаться Латинке и всё ворчал, что она поволокла свой альбом и всё время разевает рот то на маргаритки и на ромашки, то на колокольчики и лютики.
Милчо Техника шёл прихрамывая, потому что он по дороге подвернул ногу. Цветанка медленно и торжественно замыкала шествие.
Наконец мы добрались до Белого камня.
Высокий холм дремал, грея спину, разомлев на солнышке.
А мы его будили своими криками.
— Эй, гора «Петровы песни», помнишь ли ты нас?
— Мы сейчас без санок. А правда, наш «Гепард» самый быстрый?
— А почему тебя так чудно называют: «Петровы песни»?
«Разве вы этого не знаете?»
— Не знаем. Просто слышали от отцов и дедов, что называешься ты «Петровы песни».
«А мы со Струмой всё помним, — гудел холм. — И ничего не можем забыть…