Выбрать главу

Роберт Льюис

Стивенсон

ОСТРОВ СОКРОВИЩ

Роман

СЛАГАТЕЛЬ ИСТОРИИ

Есть на севере Британских островов суровая, скалистая, неплодородная страна — Шотландия. Она невелика и немноголюдна. Живет в ней трудолюбивый, упорный, мужественный и свободолюбивый народ.

Шотландцы веками боролись за свою независимость, боролись с англичанами. Когда терпели поражение — а это случалось часто, — они уходили за море. В средние века шотландцев много было в гвардии французского короля Людовика XI, о чем рассказывает Вальтер Скотт в романе «Квентин Дорвард». Позднее их можно было встретить и в России, на службе у Петра I, а потом и в Северной Америке, и в колониях.

Постепенно англичане прибрали Шотландию к рукам. Крупные землевладельцы Южной Шотландии договаривались с крупными фабрикантами Англии, а горные шотландцы победнее — те и дома, и особенно в колониях, становились наемниками английских богачей — инженерами, чиновниками, военными. Многие из них теряли связь со своей страной, забывали свой, шотландский язык, но большинство сохраняли любовь ко всему родному.

Не умирало и искусство Шотландии: чудесные песни ее, известные у нас в переложениях Бетховена, древние сказания о героях, старинные пограничные баллады, а позднее стихи и песни Бернса, романы Вальтера Скотта.

В богатой Англии, где властвовали деньги, торгашеский обман, лицемерие закона, условностей и приличий, — там развилась обширная обличительная литература, социально-бытовой роман с широкой картиной современной жизни. Английские романисты прослеживали сложные социальные связи, рисовали сложные и противоречивые характеры, но все это умерялось духом компромисса и типично английским юмором.

В Шотландии литература была одним из средств сохранения национального своеобразия. Писатели обращались к истории, к славному прошлому шотландского народа. Писатели стремились выявить и сохранить то, что им было дорого в характере шотландца, часто доводя эти черты до крайности: несгибаемое упорство — до упрямства, прямоту — до резкости, честность — до щепетильности, чувство собственного достоинства — до заносчивости, дружелюбие — до наивной доверчивости, наконец, пережитки феодальной верности своему племени, клану — до слепого послушания. А рассудочная религия протестантизма, пренебрегавшая церемониями и чинопочитанием, заставляла шотландца больше заботиться о борьбе добра и зла в земном человеке.

Все эти черты унаследовал от своего народа и Роберт Льюис Стивенсон. Не досталось ему в удел только физической выносливости его сородичей.

«Детство мое, по правде сказать, было безрадостное, — вспоминает Стивенсон. — Жар, бред, бессонница, тягостные дни, нескончаемые ночи». Мальчик болел; казалось, что он не выживет. Маленького Стивенсона тянуло к простым вещам деятельной жизни. Вот как он описывает сокровища своих детских лет:

Те орехи, что в красной коробке лежат, Где я прячу моих оловянных солдат, Были собраны летом; их няня и я Отыскали близ моря, в лесу, у ручья.
А вот этот свисток (как он звонко свистит!) Нами вырезан в поле у старых ракит; Я и няня моим перочинным ножом Из тростника его мастерили вдвоем.
Этот камень большой с разноцветной каймой Я едва дотащил, весь иззябнув, домой; Было так далеко, что шагов и не счесть… Что отец ни тверди, а в нем золото есть!
Но что лучше всего, что как царь меж вещей И что вряд ли найдется у многих детей — Стамеска! — у ней рукоять, лезвие… Настоящий столяр подарил мне ее!
(Перев. В. Брюсова)

Но болезнь приковывала его к «Стране кровати».

Когда я много дней хворал, На двух подушках я лежал, И, чтоб весь день мне не скучать, Игрушки дали мне в кровать.
Своих солдатиков порой Я расставлял за строем строй, Часами вел их на простор — По одеялу, между гор.
Порой пускал я корабли; По простыне их флоты шли; Брал деревяшки иногда И всюду строил города.
А сам я был как великан, Лежащий над раздольем стран — Над морем и громадой скал Из простыни и одеял!
(Перев. В. Брюсова)

Любимым занятием Стивенсона в детстве был кукольный театр, который открывал ему чудесный, заманчивый и недоступный мир и формировал фантазию будущего писателя.