На этот раз он не дал пощечину, а ударил кулаком. Раз и еще раз. В лицо.
Мими рухнула на пол, и ее страх словно бы волной докатился до Эдриен. На помощь. Надо звать на помощь.
Но этот человек поймал ее на лестнице, дернул голову назад, ухватив за курчавый хвост.
Эдриен закричала, зовя мать.
– Правильно, зови мамочку. – Он дал ей пощечину, и лицо вспыхнуло болью. – Нам с мамочкой поговорить надо.
Он потащил ее вверх по лестнице, и Лина выбежала из спальни в халате, с мокрыми после душа волосами:
– Эдриен Риццо! Это что еще за…
Она осеклась, остановилась как вкопанная. Она и этот человек не сводили друг с друга глаз.
– Отпусти ее, Джон. Отпусти, и тогда мы поговорим.
– Ты уже поговорила. Ты, дура деревенская, ты мне жизнь поломала!
– Я не говорила о тебе с тем репортером. И ни с кем вообще. Это не от меня пошло.
– Врешь!
Он снова дернул Эдриен за волосы, да так, что голову обожгло огнем.
Лина сделала два осторожных шага вперед.
– Отпусти ее, и мы все это выясним. Все еще можно исправить.
– Исправить, блин? Университет со мной разорвал контракт, жена просто не в себе. Дети – а что вот этот твой ублюдок от меня, я ни на секунду не верю, – в слезах. Ты нарочно приехала сюда, в мой город, чтобы это устроить.
– Джон, нет. Я приехала работать. С тем репортером я не говорила. Семь лет прошло, как все кончилось, зачем бы мне это? Вообще зачем? Ты делаешь больно моей дочери. Перестань.
– Он побил Мими! – Эдриен слышала запах маминого геля для душа и шампуня – тонкая сладость цветков апельсина. И вонь от этого человека – она не знала, что это пот и «бурбон». – Он ее ударил в лицо, и она упала.
– Ты что сде… – Лина отвела от него взгляд, глянула через перила, идущие вдоль второго этажа. Увидела Мими с окровавленным лицом, прячущуюся за диваном. И снова посмотрела на Джона. – Джон, прекрати это, пока никто не пострадал. Дай я…
– Никто?! Я пострадал, ты, сука!
Голос его звучал таким же докрасна раскаленным, каким было лицо, как тот огонь, что жег Эдриен голову.
– Мне жаль, что так вышло, но…
– Моя семья пострадала! Никто не пострадал, говоришь? Ну так пострадает. Начнем с твоего ублюдка.
Он отшвырнул Эдриен. Та почувствовала, что летит, коротко и страшно, и ударилась о край верхней ступеньки. Огонь, охватывавший голову, теперь вспыхнул в запястье, в кисти, полыхнул вверх до плеча. Потом голова ударилась о дерево, и Эдриен только видела, как он бросился к матери.
И стал ее бить, бить, но мать била его в ответ руками и ногами. И звуки, звуки, такие ужасные, что хотелось закрыть уши, но Эдриен не могла шевельнуться, только могла прижиматься к ступеням и дрожать всем телом.
Даже когда мать ей крикнула убегать, она не смогла сдвинуться с места.
Этот человек схватил мать за горло, стал ее трясти, потом ударил маму в лицо, как раньше Мими.
И кровь, кровь, на маме, на этом человеке.
Они держали друг друга, почти как будто обнимались, но с силой и со злостью. Потом мать ударила его сверху по ноге, вздернула колено вверх. И он отшатнулся, а она толкнула.
Он ударился о перила. А потом полетел.
Эдриен видела, как он падает, как машут на лету его руки. Видела, как он рухнул на стол, куда мама обычно ставила цветы и свечи. Услышала жуткий хруст. Увидела кровь, хлынувшую из головы, из ушей, из носа.
Увидела, как…
Тут мама подняла ее, повернула, прижала лицом к своей груди.
– Эдриен, не смотри. Теперь все в порядке.
– Больно.
– Я знаю. – Лина осторожно взяла в ладонь больную руку Эдриен. – Мы это вылечим. Мими! Ох, Мими…
– Полиция уже едет. – Глаз у Мими распух, наполовину закрытый, и наливался чернотой. Мими покачнулась, потом села, обняла их обеих. – Едет помощь.
Поверх головы Эдриен она одними губами, беззвучно сказала:
– Он мертв.
Эдриен всегда будет помнить эту боль и спокойные синие глаза парамедика, который фиксировал ей перелом косточки в запястье. У него и голос был спокойный, когда он светил ей в глаза фонариком, когда спрашивал, сколько пальцев ей показывает.
Она всегда будет помнить полицейских – первых, которые вошли, когда перестали завывать сирены. Они были в темно-синей форме.
Но все остальное, происходившее в тот же момент, казалось размытым и далеким.
Они сидели в гостиной второго этажа, где окна выходят на задний двор с карповым прудиком. В основном полицейские в форме говорили с мамой, потому что Мими повезли в больницу.
Мама им сообщила имя этого человека – Джонатан Беннетт, и что он – профессор английской литературы в университете Джорджтауна. Или был им, когда она его знала.