— Что слышу я, слышит Сверхдуша, — ровным голосом произнесла экстрасенс. — В словах Маркема нет ничего нового. Подобные доводы использовались и ранее, когда мы и клоны были второсортными людьми и у нас не было права голоса. Нам пришлось в войне завоевать свободу и свои права. Намерен ли член Мадрагуды исключить также и нас из процесса принятия решений, опасаясь, что мы ослабим его драгоценный человеческий консенсус?
— Я уверена, что достопочтенный Представитель не имел в виду ничего подобного, — сказала Рут Ли, Представитель Золотой Горы, плавно поднимаясь на ноги. — Но он не одинок в своих заботах о будущем. Не нужно быть Нейманами, чтобы понять, что ничем неограниченное влияние чужих может превратить Империю в то, чем она никогда не должна стать.
— В справедливую, честную и равноправную? — спросила экстрасенс.
— Мне кажется, — быстро вмешался Дуглас, и его голос перебил нарастающий гул всё более разгневанных голосов, — существует вполне очевидный компромисс, если Палата пожелает его обсудить.
В Палате Парламента внезапно стало тихо, в силу того, что все её Представители объединились, с тревогой подозревая, что Спикер собирается ступить на их поле. Мишель дю Буа огляделся и осторожно прокашлялся.
— Если у Вашего Величества есть решение этой безусловно спорной проблемы, я уверен, что мы все были бы рады его услышать.
— Почему бы не позволить чужим голосовать раздельно, но только по вопросам, связанным непосредственно с ними? — спокойным голосом сказал Король. — Наши друзья-инопланетяне стали бы лучше понимать, как вообще работает Парламент, в тоже время позволяя Парламентариям изучать их решения и определять, как лучше интегрировать их в нашу систему.
Это был язык, который Парламент мог понять — компромисс, который не нравился никому, но с которым можно было жить. Это решение позволяло добиться прогресса в отношениях с чужими, при этом не обязывая ни к чему обе стороны. На тонкой грани компромисса можно было услышать несколько недовольных голосов, но они, как правило, быстро замолкали, когда камеры поворачивались в их сторону. Депутаты быстро проголосовали за то, чтобы предоставить каждой нечеловеческой расе отдельный Голос (если не отдельное Место) по вопросам, касавшимся сугубо чужих. Это было хорошее начало для Короля как Спикера и все это понимали. Дуглас проявил мудрость, хорошее понимание политики и готовность работать в команде, а не против неё. Вся Палата Парламента, казалось, немного расслабилась.
А затем Суббота начал свою первую речь и всё испортил. Пока он говорил, можно было практически увидеть, как испарялась доброжелательность. Рептилоид начал с того, что очень поэтично отозвался о том, насколько его виду нравится сам акт кровопролития, похвалил Человечество за разработку увлекательной идеи войны и в завершение уверил Палату Парламента, что рептилоиды никогда не нападут на Человечество, потому что не сражаются с любителями.
Когда он наконец закончил, единственным раздававшимся звуком в Палате Парламента был негромкий смех Сварт Альфаира.
****
У Финна Дюрандаля была своя ложа на Арене, совсем рядом с песками, дабы не упустить ничего из происходящего. Арена была окружена гигантскими экранами, которые позволяли рассмотреть в повторе каждую деталь, каждый удачный удар в замедленной съёмке, но когда зрелище происходило прямо у тебя на глазах — это ни шло ни в какое сравнение. Подобные ложи стоили целого состояния, но никто никогда не просил Финна заплатить за неё. Уже само его присутствие здесь было для них честью. И это нисколько не удивляло Бретта. Всякому имеющему дастся и приумножится. Он всегда это знал. Бретт расположился рядом с Дюрандалем, не чувствуя ни малейшего комфорта от подобного соседства. Пока на Арене проходили разогревающие бои, Бретт уминал бесплатный арахис и кидался им в самых медленных бойцов. Он никогда не понимал очарования Арены. Жизнь сама по себе уже была болезненной и опасной, и сама идея добровольно подвергать себя опасности ради острых ощущений была для него совершенно чужда. Платить большие деньги, чтобы смотреть как люди страдают и даже умирают... иногда Бретт думал, что остался единственным разумным человеком в Империи. Поэтому он наблюдал за Финном, а не за происходящем на песках и был удивлён тем, что тот судя по всему скучал.