Аврил Скарборо.
Это имя эхом отозвалось в моей голове, будто в другом конце помещения его произнесли вслед за мной. Взглянув на даты, отстранилась, потом снова подсчитала. Шестнадцать, того же возраста, что и я. Знала ли она, что умрет такой молодой?
Могила будила во мне жуткое чувство. Я не хотела прикасаться к её камню, и повернулась. Вдруг, мне хотелось бежать отсюда. Так я и сделала, быстро взглянув назад на дом. Закат солнца отражался от оконного стекла, но я увидела это, чьё-то движение, отступающее от окна, как будто, стараясь казаться незаметным. Через некоторое время поняла, что человек наблюдал из моей спальни. Я направилась к дому, но из-за отраженного света невозможно было увидеть его.
Внутри меня зародилось смутное беспокойство. Помимо самого приглашения, бабуля и Мэтт вели себя так, будто у них не было никакого желания узнать меня поближе. Но, очевидно, что кто-то был достаточно заинтересован, чтобы тайно наблюдать за мной…
Глава 3
Я вернулась домой спустя минут сорок, чувствуя себя в тысячу раз лучше, наполненная чистым голубым и золотым сиянием реки из-за заката. Я зашла с заднего входа через сад с герберами на крытое крыльцо и сразу попала в небольшой холл, который вёл к лестнице, разделяющей заднюю часть дома и главный холл. Я открыла изысканные двери, которые вели в гостиную и библиотеку. Там на кухне я и увидела бабушку у камина, смотрящую неотрывно на огонь.
–Ты всё-таки нашла дорогу домой, – сказала она.
– Да, я видела реку. Это было прекрасно.
– Тогда, тебе не нужно ориентироваться на дом, – проницательно заключила бабушка. – В это время года дом почти не видно с реки.
– Да, мне кажется, я потеряла из виду дымоход. Но, в любом случае, я отлично ориентируюсь в пространстве.
Она промолчала.
– Может мне помочь накрыть на стол? – предложила я.
– Он уже накрыт.
Мдааа… Получается, ужинать мы будем в окружение не очень пробуждающего аппетит чучел оленей и лисиц.
– Ты можешь взять тёплое мясо и хлеб, пока Мэтт… О, как раз вовремя!!!, – сказала бабушка ему, как только он вошёл.
– У меня ещё есть целых три минуты в запасе, – немедля ответил кузен, присоединяясь к ней, и начал набирать в тарелку овощи. А прошёл он мимо меня так, будто я была обычной табуреткой у стола.
Я положила себе пару кусочков мяса, затем свежеиспечённого хлеба, в то время как бабушка и Мэтт предпочли гороховый суп. Бабушка села во главе стола, кузен по правую её руку, поэтому мне пришлось сесть напротив кузена. К счастью, я сидела спиной к этому ужасному трупу оленя.
– Мы всегда молимся перед приёмом пищи, – сказала бабушка, как только я присела.
Она положила свои сложенные руки на край стола, и я последовала её примеру. Мэтт пялился на свою тарелку.
– Дорогой Бог, – начала бабушка, – прости наши сегодняшние проступки, хотя мы не врали нашими губами и сердцами, дай нам свою правду и подари нам прощение вместо заслуженного наказания. Аминь.
Это была самая мрачная молитва перед едой, которую я когда-либо слышала.
– Может нам стоит его ещё и поблагодарить, – предложила я, – раз мы молимся перед тем, как поесть.
Мэтт вытаращился на меня после этих слов.
– Можешь молиться, как хочешь сама, – ответила бабушка и передала мне ветчину. – Меня радует, что родители не вырастили тебя безбожницей, несмотря на то, что почти все их идеи лишены смысла.
– Это точно! – произнесла я как можно радостнее.
Она не сможет так просто нас унижать. Взяла себе ещё мяса, зелёного горошка и очень твёрдый сухарь, а вот суп прошёл мимо меня. А то, что было ветчиной, оказалось настолько солёным, что я еле смогла это проглотить. По вкусу походило на ненатуральный бекон, который по кусочкам склеили, а потом тонко нарезали.
– Как называется это мясо? – спросила я.
– Ветчина «Smithfield», – сказала бабушка. – Это традиция.
Я сделала большой глоток воды, взяла ещё один кусок и постаралась перекрыть этот вкус сухариком.
– Это очень старый хлеб, – сказала бабушка.
– Ещё одна традиция.
Еда, которую подают в самолётах обычно, сейчас казалась мне роскошной. Я попробовала горох и сразу начала его усилено поедать.
– Попробуй своё тушёное мясо, – приказала бабушка.
Я подвинула горшочек поближе и достала оттуда кусочки чего-то серо-белого.
– Они не сырые, – сказал Мэтт, – ведь они готовились вместе с мясом.
– Что не сырое? – спросила я, опуская ложку.
– Устрицы.
Я сглотнула. Это было самое слизкое из всех морепродуктов, что я пробовала, ещё и плавающее в сметанном соусе.
– Можно мне ещё горошка?
– Ты же не вегетарианка? – спросила бабушка. – Если да, то я отказываюсь тебя кормить.
– Я пробую всего понемногу, бабушка, – спокойно ответила я. – Но я очень люблю горошек.
Раньше мне и выпечка нравилась, а сейчас приходится грызть сухарь с отвратительной ветчиной.
– Такое ощущение, что её растили, как и их животных, – бабушка сказала Мэтту. – Когда они вдвоём, всегда полны идиотских идей.
Меня раздражало сидеть тут третей лишней и слышать, как обсуждают меня и мою семью так, будто кроме них тут никого нет, но я держала себя в руках.
– Папа не любит охоту, – заметила я, – и это не удивительно, ведь он ветеринар. Но, как вам известно, бабушка, его отец был фермером на Easter Shore. И он всю жизнь ел мясо и продолжает его есть.
– Это противоречит природе, не есть мясо, – продолжила она.
– Эй, – я воскликнула возмущённо. – Я не вегетарианка! Хотя чучела и картины в этой комнате и делают вегетарианство привлекательным в моих глазах.
Глаза Мэтта заскользили по помещению и вернулись ко мне. Его взгляд невозможно было прочитать, по крайней мере он перестал делать вид, что не замечает меня.
– Так чем твоя мама занимается в свободное время? – спросила бабушка. – Мигрантами, я полагаю.
Она знает маму лучше, чем я думала. Два письма об условиях жизни мигрантов были отправлены сенатору на прошлой неделе.
Мэтту бабушка сообщила:
– Кэролин выступает за объединение и увеличение налогов на обучение. Роскошные дома для цыплят и всё в таком духе.
– Ну, вы преувеличиваете, – запротестовала я. – Для цыплят она просила двухкомнатные апартаменты.
Губы Мэтта дёрнулись, но он продолжал молчать. Бабушка со злостью ела ветчину и сухари. Было очевидно, что у неё совсем нет чувства юмора, что означало, мне не стоило шутить на тему её аргументов.
– Колледж сильно изменил её, – продолжила бабушка. – Она стала мыслить неправильно.
– А мама говорила, что после прибытия в колледж поняла, что у неё был слишком узкий кругозор.
Бабушка опустила вилку.
– Ничего узкого в её кругозоре не было. Покинув мой дом, она хорошо отличала правильное от ошибочного, а спустя четыре года там она безнадёжно запуталась.
– Всё очень просто, если делить всё на белое и чёрное, – не согласилась я, – когда ты уверен, что всё именно так и не может быть иначе, но это совсем не так.
– В чём я точно уверена, так в том, что тебя совсем не учили манерам, – грубо ответила она, сверкая глазами. Я ей не нравлюсь, но ей нравятся ссоры. – Тебя не научили уважать старших!
– Научили, просто я плохо притворяюсь, несмотря на то, что говорят родители. Не могу уважать людей, которые не уважают остальных.
Последовала долгая тишина. Я жевала и слушала стук столовых приборов о тарелки.
Под конец Мэтт отодвинул свой стул.
– Я сегодня ночью иду в кино. Алекс заберёт меня.
– Что за кино? – поинтересовалась бабушка.
– «Sheer Blue». Он только вышел в театре на High Street.
– У этого фильма очень хорошие отзывы в Тосканских газетах, – вставила я. – Я очень хотела его посмотреть. – Может он позовёт меня с собой, я очень хотела с кем-то тут познакомиться и провести время с ровесниками. – Последовательность преступлений обещает быть фантастической.