В ту ночь я не переставала плакать.
***
Я не привлекала его в сексуальном плане, ему нравился процесс "воспитания" во мне идеальной дочери. Ко мне приходили учителя, а Дилан дарил подарки, любимой дочурке.
Было три главных правила: первое - никаких слез, второе - называть его отцом, папой, парочкой, и третье - не вредить себе. Изначально, правил было два, но после первой попытки самоубийства, он внёс коррективы.
Наказания, за нарушения правил были жёсткими, он бил. Чаще всего ремнем, без какого либо эротического подтекста. Первый раз это произошло, когда я вновь попыталась достучаться до его разума. Несколько раз подряд назвала его Диланом, и он вышел из себя. Так как он был в разы сильнее ему не составило труда повалить меня на кровать, скрутить руки и прижав коленом к постели начать издательства. Широкий, кожаный ремень, дорогой, его любимый, который он носил на деловые встречи, задрав ночную рубашку, он прошёлся им около десяти раз. После этого просто развернулся и ушёл, закрыв железную дверь.
Его не было три дня, мне просто приносили еду, все так же приходили учителя, как ни в чем не бывало, будто я и правда похожа на его дочь, хотя скорее всего, он всех их купил.
После этого я поняла, что он психически больной монстр. И мой единственный шанс выжить, а после может и сбежать, это играть по его правилам.
- Доброе утро, Лорели, котёночек.
- Доброе утро, папочка. - Потянувшись, я улыбнулась ему.
- Сегодня у тебя выходной от учёбы, проведём его вместе?
- А у тебя нету встречь? - я удивлённо моргнула.
- Семья важнее, дорогая. - Он улыбнулся и подошёл ко мне.
Тот день мы и правда провели вместе, как отец и дочь. Он сказал, что если я продолжу быть хорошей девочкой, то через две недели, он возьмёт меня на деловой приём. Это было моим шансом.
Две недели я была прилежной ученицей, и любящей дочкой, Дилан был доволен. Подарив мне красивое синее платье и туфли к нему, он любовался своим творением, ну так, считал он. Мы поехали в дорогущий отель, в котором как раз и проходил приём, в чёрной тонированной машине.
Скрип колёс по асфальту, идеально обученный лакей, двери открылись, и вот я думала, я на грани спасения, но рука "отца" схватила мой локоть. Я снова была в ловушке. Он представлял меня, как свою дочь, и ни на минуту не отпускал. Приходилось улыбаться и делать вид, что все в порядке.
Когда мы вернулись в его обитель, он проводил меня в подвал и закрыл дверь. Истерика, осознание обреченности, и единственный, кажущийся верным, выход.
Помню белую ванную, боль в руках, красный цвет, и громкий стук в дверь. Я очнулась с перевязанными руками, Дилан стоял рядом с моей постелью, потом снова была порка и новое правило, не калечить себя. Меня калечить мог только он.
После этого наказания, я начала забывать, себя, свою предыдущую жизнь. Стала откликаться на "Лорели", спокойно реагировать на приходы Дилана. В связи с этим однажды он не запер дверь и ночью, когда шаги наверху стихли, я сбежала. Дойдя до полицейского участка, я рассказала им все, полицейский выслушал меня и сказал, что отвезёт домой. Я плакала от счастья, пока не поняла глубину проблемы.
Мы приехали к дому Дилана, я упиралась пока меня вели до порога. Служитель закона позвонил в дверь, а когда заспаный авиаинженер открыл её, произнёс мой приговор:
- Мистер Саммерс, я понимаю, что ваша дочь уже достаточно взрослая, но девушкам опасно гулять ночью по улицам.
- Большое спасибо, что привезли её домой. - Он кинул на меня уничтожающий взгляд.
- Доброй ночи. - и полицейский ушёл, просто ушёл.
После этого случая снова была порка, жёстче чем в прошлый раз, ведь любящий папочка был недоволен.
- Я все равно не останусь тут! - Крикнула я в слезах.
- О нет, дорогая, ты не покинешь отчий дом!
- Покину, даже если придётся переехать на кладбище!
Звонкая пощечина была мне ответом. А потом была темнота, я снова провалилась туда, где меня не пытались насильно удочерить, где меня не били. Хотела бы я на всегда остаться там, в умиротворенной темноте. Но этому было не суждено случиться, так как я очнулась вновь. Веки были тяжёлыми, и ногу что-то неприятно холодило. Когда я перевернулась, услышала звон цепи. Я была прикована к железке в центре комнаты. Цепь была длинной, позволяющей мне ходить по комнате, и спокойно заходить в туалет, но не дальше.
Когда пришёл Дилан, и сказал мне, что за свое отвратительное поведение я лишилась возможности выходить из комнаты в принципе, мне было все равно, ведь я и так была его заложницей. Он хотел ударить меня.