Мужчина с какой-то маниакальной злостью запихивал черный неприметный рюкзак на верхнюю полку. Пристроив ручную кладь, он резко плюхнулся в кресло рядом со мной, сняв очки с носа.
- Меня зовут Радульф Эмонитас. А вас, юная особа? – голос известного всему миру богача звучал раздраженно, и в то же время мужчина был вежлив. Было видно, что он находится не на своем месте. Цвет глаз из ярко синих медленно перетекал в ледяной. Казалось, что Радульф в бешенстве.
Я потеряла дар речи и еще некоторое время глупо таращилась на Эмонитаса. Мне же ещё ему кучу вопросов задавать, как-то фиксировать ответы, ещё и улыбаться вежливо, а я растеклась, как лужица сиропа!
«Радульф Эмонитас! Радульф!» - скандировала толпа каждый раз, когда он появлялся в обществе с очередной юной спутницей. – «Радульф, подпишите! Радульф, выскажите свое мнение!» - я так часто видела его на приемах моей бабки, что уже и счёт потеряла. Только он меня никогда не замечал, да я и не особо стремилась попадаться ему на глаза, чего уж там.
Я лишилась родителей, когда мне было пять лет. Теплым апрельским утром они поехали в загородный дом и по дороге попали в автокатастрофу. Умерли сразу, в одно время. Когда служба спасения нашла их спустя полчаса, то спасать было уже некого: машина взорвалась и загорелась. Наверное, отчасти хорошо, что мне было так мало лет, потому что отсутствие родителей в моей жизни не оказало большой роли на моё взросление. А вот бабушка, у которой я стала жить после их смерти оказала, да еще какое.
Бабуля – отдельная история. Этот человек подминает под себя людей, как огромный бульдозер. Она владеет небольшой кондитерской империей на территории всей страны. Бабуля всегда была царственная, высокая и сухая, платья носила черные и длинные до пола, а абсолютно седые, до пояса волосы заплетала в толстую косу с неизменной серебристой лентой. Что странно – бабушка не выглядела старой, лицо молодой женщины с идеальной ровной кожей, ухоженное тело. Для всех она была госпожа Хельга, а я называла её бабушка Хельга.
Хельга любила сладкое и общество эксцентричных людей. Самое нелепое сочетание, которое только можно представить. Почему-то я всегда думала, что кондитеры – это такие уютные пухлые люди с нежными лицами, похожие на милых повзрослевших ангелочков. На деле же бабуля-кондитер была та еще женщина-молот.
Радульф был известен в нашей северной стране варварскими выходками и богатством. Хозяин банков, гостиниц, ресторанов и ночных клубов. И, самое важное для меня – хозяин и владелец издательского дома «Роукин».
- А меня зовут Уна. Уна Фаэ. Вы далеко едете? – мне нужно было знать всё, абсолютно всё о его жизни, даже о том, что он ест на обед и в какой пижаме спит ночью.
- До самого конца маршрута этого во всех смыслах прекрасного автобуса, - он невесело ухмыльнулся. – А вы? – и тут я покраснела. Мысленно я всё вспоминала бесконечный список вопросов для интервью с Эмонитосом.
- И я до конца.
- А не та ли вы Фаэ, чья великолепная бабка Фаэ держит прелестные кондитерские?
- Я её внучка, - и я поняла, что это может быть вполне себе беседа на равных, если он знает мою фамилию.
Мужчина устроился удобнее, но я сидела с напряженной спиной, и продолжала рассматривать своё будущее интервью в виде мужчины в клетчатой рубашке с нескрываемым удовольствием и каким-то предвкушением. Одновременно я хотела и не хотела ничего знать о нём.
- Что это вы меня так разглядываете, кэрита? – пренебрежительно обращение к женщинам, которое означает «милочка». Да-да, я не ослышалась! Мужик действительно грубит на пустом месте. - Разве ваша милая бабка не обучила вас этикету? – насмешливо поинтересовался Радульф.
- Я, э-э-э, абсолютно удивлена, что вы путешествуете как обычные смертные, господин Эмонитас, - мне стало очень стыдно за все эти разглядывания, что я отвела взгляд от циника и грубияна, и стала смотреть в окно. Я даже не сообразила парировать на это его «кэрита», хотя, конечно, стоило бы. За окном мелькали увядающие деревья, отбрасывающие золотую и медную листву в разные стороны. Небо нависало над лесной посадкой – огромные свинцовые тучи, предвещавшие проливные октябрьские дожди.
- А я не путешествую, я просто еду вперед. Знаете ли, порой я совершаю поступки «обычных смертных». И, - он поднял вверх указательный палец, - даже ношу обычную одежду. Самую дешевую, что могу найти, - шепотом добавил он, приближаясь к моему лицу вплотную. Его черные волосы были рассыпаны по плечам красивыми волнами, светло-голубые, уже почти белые глаза с черными зрачками внимательно изучали лицо девушки, а потом Радульф отстранился в кресле и безразлично спросил: