Защита Исмара помогла мне. Он, думая, что опасность грозит мне, почти всю свою магическую энергию пожертвовал для надежного щита-темницы. Для себя ничего не оставил, и волна чужеродной магии ранила его.
Он упал на колени, тяжело дыша. Тут же поднялся на ноги, но балахоны опять забормотали — и стали приближаться, образовывая круг. Я видела густую пелену магии, упавшую на Исмара, словно рыболовная сеть.
Конечно, Исмар имел огромный опыт как воин, как маг (точнее, полуфейри). Именно поэтому он успел убить ровно половину противников — троих с помощью собственной магии, двоих благодаря ловко пущенным кинжалам. И все равно оставшаяся пятерка смогла вновь поставить на колени Исмара.
Главный опустил руки и достал из рукава кинжал. Он медленно подошел ближе, вставая в метре от Исмара и наблюдая, как он корчится — не от боли, а от усилий.
— Воистину прекрасное создание — плод любви жизни и смерти. Дитя фейри и вампира, со своей уникальной магией и судьбой, — проговорил почти ласково Главный Балахон. — И жизнь твоя закончится здесь. Во благо будущего, которое должно настать. Твоя жертва не будет напрасной.
Он поднял кинжал над головой Исмара, и тут мое оцепенение прошло. Почему я стояла столбом, лила слезы и смотрела, как моего любимого убивали?
Представив мертвое тело Исмара, я закричала, ломая оковы чужой магии. Воздух содрогнулся — или мне так показалось. Нет, не позволю убить его!
Я продолжала кричать, и вместе с криком из меня вырывалась магия. До этого ласковая, податливая, сейчас сущность была так же разозлена. Если не больше. Похоже, магия запомнила, кто провел инициацию, и считала Исмара своим. Как и я.
Я могла ощущать чужие эмоции, могла ими манипулировать. А еще, оказывается, могла превратить свои собственные чувства в оружие, которое может справиться с чем угодно. Даже с ритуальной черной магией.
Ярость стала воздухом, ветром, проникла под балахоны, в слабые тела смертных. Села там прочно, словно крючок, поймавший рыбу. И я потянула эту «удочку» на себя. Нет, даже не потянула: резко дернула, чуть ли не кусками вырывая душу, где рождались и умирали эмоции.
Балахоны упали на землю, словно марионетки, нити от которых выпустил кукловод. Вместе с тем давление на Исмара тут же пропало, магия растворилась, впитавшись в землю.
— Эрида! — хрипло выдавил Исмар, сплевывая сгусток крови на мощеную дорогу. Он поднял, игнорируя слабость, и подошел ко мне. Дрожащими руками обхватил за голову, настойчиво поднимая и встречаясь со мной глазами.
Я смотрела на него, но видела другую картину. Песчаный берег, белая пена у босых ног, обманчиво-спокойное море темного-синего цвета. И вдали — темно-синяя полоса вместо горизонта, то и дело вспыхивающая молниями.
— Эрибея, Исмар, — выдавила я, возвращаясь сознанием в Вандею. — Мне нужно в Эрибею.
15. Рейн
Рейн
Эта неделя обещала стать самой худшей в жизни дагомейского принца. Сотни бумаг с отчетами, постоянные проверки, ночные патрули. Уже хроническая усталость и приправленное отчаянием ожидание следующего убийства. Все вместе сводило с ума, голова болела практически не переставая.
На плаву его держала Фира. Молодая женщина, словно понимая напряженность последних дней, почти все свободное время была рядом. Через раз ночевала в покоях Рейна, хотя сам он приходил лишь ближе к рассвету. Тем не менее, ложиться после трудового дня в нагретую постель и чувствовать объятья любимой женщины оказалась весьма приятно. Крепко стискивая сонное разомлевшее тело, Рейн спокойно засыпал, пусть и ненадолго.
В один день прилетела правящая чета драконов. Точнее, дракон и его человеческая пара — родители Леона.
Приветствие вышло трудным и долгим, потому что практически сразу переросло в совещание. Ингвар требовал полного отчета и уточнял каждую деталь, с самого первого убийства. Несмотря на дружбу между государствами, правитель драконов был разозлен и не мог простить смерть своего подданного на территории Тиссена, практически под боком у Катрея. Его успокаивала только Агата. Рыжеволосая королева не отпускала левой руки своего супруга и даже иногда что-то шептала успокаивающее.