Не дожидаясь приказа, я присела на диван и сжала руки. Прикрыла их легкой тканью платья и опустила глаза, стараясь не встречаться взглядом с Домиником. Он занялся делами, поэтому сбросил с себя личину заботливого друга: в таком деловом состоянии мужчина пугал меня своей жестокостью и кровожадностью. Иногда даже по отношению ко мне, когда я не вовремя встревала.
Минут десять мы просидели в тишине. Доминик лениво мерил шагами комнату, но в его жестах не было и намека на нетерпение. Каждая минута ожидания, казалось, была запланирована.
В какой-то момент раздался осторожный стук в дверь, заставивший меня вздрогнуть. Сердце от неожиданности гулко забилось, отдаваясь сильной пульсацией около шеи.
— Войдите, — разрешил Доминик, и лишь после этого двери медленно открылись.
Показалась лысеющая голова графа Уитмора. Под лучами магических светильников «полянка» на макушке, потная от волнения, поблескивала.
— В-ваше… М-мил-лорд… — проговорил Уитмор, теряясь. Он не понимал, как лучше обращаться к Доминику.
Тот, впрочем, не пытался указать на свой реальный титул. Доминик отмахнулся и кратко проговорил:
— Просто господин Венс. Садитесь.
Уитмор рухнул на кресло и, достав из нагрудного кармана белоснежную ткань, протер лицо и лысину. Движения его руки были нервными, пальцы дрожали.
Доминик уселся рядом со мной — как раз напротив графа. Он откинулся на спинку, вальяжно перекинул ногу на ногу и улыбнулся оскалом голодного зверя.
— Ну что, Уитмор, поздравляю с удачной сделкой. Помолвка пришлась как нельзя кстати, — обманчиво мягким голосом сказал Доминик.
От его голоса меня бросило в дрожь.
— Г-господин Венс, я ведь переписал на вас аскитрейское поместье и завод, — нервно проговорил граф, тяжело сглатывая. — Мой долг вам оплачен. К чему этот разговор?
Доминик тягуче медленно рассмеялся, полуприкрытыми глазами наблюдая за собеседником.
— Ваш карточный долг покрыт передо мной, вы правы, — согласился он. — Однако вы все еще несвободны. В тот же злополучный вечер вы неудачно сыграли еще в одну партию, с неким лордом Гастингсом.
Красный от волнения мужчина, услышав фамилию, побелел, отчего волосы его, русые от рождения, на пару секунд показались седыми.
— Милорд… — выдохнул он.
— Гастингс любезно отдал ваш долг мне, — сообщил Доминик. Улыбка слетела с его лица, явив истинный облик расчетливого демона.
Я могла прочесть все мысли на лице Уитмора. Он онемел от новости, и обреченное понимание заставило его тяжело выдохнуть. Плечи смиренно опустились.
— Что вы хотите? — еще раз протерев лицо платком, спросил Уитмор.
Доминик молчал, глядя на графа с прищуром. Как будто прикидывал, что с него можно взять. Наконец, мужчина сказал:
— Треть твоих доходов от продажи вина в течение пяти лет… — Уитмор обрадовался, понимая, что это не самое страшное, что мог запросить Доминик. Но радость его увяла, когда Доминик безжалостно продолжил: — И выдача сведений о делах твоего нового родственника, Антуана Джойса.
— Шпионить за отцом моей невестки… — выдохнул Уитмор, поправляя камзол, вышитый золотыми тонкими нитями в форме роз.
— За своим деловым партнером, — поправил Доминик. — Не каждый день, а лишь когда мне это потребуется.
Уитмор хрипло рассмеялся, но сразу же его смех перешел в кашель и затих. Он тоже откинулся на спинку кресла, но устало. Пытался обдумать условия, но понимал, что не сможет пойти против такого человека, как Хозяин Тиссенских Трущоб — который, к слову, не любил прилипшее прозвище. Преимущественно потому, что Доминик, управляя темными делами в Тиссене, не ассоциировал себя с трущобами. Но народ, сплетничая, решил иначе.
— Видимо, деваться мне некуда, господин Венс, — сдался граф, расстегивая верхнюю пуговицу камзола. На его лице выступили морщины, сделав его еще гораздо старше. Приняв поражение, Уитмор перевел усталый взгляд на меня и поинтересовался: — А это кто?
До этого я оставалась немым зрителем, отстранившись от беседы мужчин. Но теперь проблема была решена, а рука Доминика, оказавшаяся на моем плече, стала условным знаком.
Я глубоко вдохнула и закрыла глаза. Погрузилась в себя в поисках того, что упрямо глушила и давила, прятала в самых потаенных местах. И несмотря на мое отвращение, на нежелание творить плохое, она отозвалась живо, бодро, как будто и не спала — так, дремала немного, оставаясь всегда настороже.