… ранних лет, забросив свой треножник,
Я убегал с гитарою в кабак.
Там я играл, бренчал, пока не треснет,
И от судьбы не замечал побег.
И молодость моя блатною песней,
Утихла за заборами навек.
(Иван Кучин, цветёт сирень.)
– Вот видишь, как бывает, если мать не слушать! – пьяно икнув, хохотнул старший из стражников по имени Митрий. – Мог бы сейчас портреты герцогинь рисовать, а не в каземате сидеть.
– Говорят, благородные дамы страсть как любят, когда их голыми рисуют, – оскалился второй. – Что и говорить, родителей надо слушать! Вот мене батя сказал: будешь в каземате служить, я и слу…
Стан Татуэль прервал его рассказ, а вот свиток что скастовал Ветер по второму стражнику подвёл. Митрий шустро скакнул в сторону, опрокидывая стол нам под ноги. Пьяный или нет, но ума понять, что с тремя налётчиками он не справится, ему хватило. Убежать он далеко не успел. Боло, пущенное мной ему вслед, захлестнуло ноги, и стражник проехался мордой по каменному полу. Урон, прошедший по нему, система поставила в вину мне и покрасила нас в красный цвет.
– Гадость эти свитки, – покачал головой Ветер.
Стан Татуэль прошёл по упавшему вертухаю, и оба стражника, с кляпами во рту, сейчас испугано таращились на наши красные ники.
– И не говори, скил всё-таки надёжнее! – улыбнулась Татуэль. – Ну что, господа преступники, ищете своих сообщников, а я пока за этими присмотрю.
– Тень, ты иди по левой стороне, а я к барду, – подмигнул мне Ветер, направляясь к камере, откуда слышалось пение барда.
И пусть в пыли заброшен мой треножник,
А в бутыльке засох кедровый лак,
Хотела мать, чтоб сын ей был художник...
Я им…
(Иван Кучин, цветёт сирень.)
Я рванул по левому ряду, заглядывая в смотровые глазки. Прокоп обнаружился в четвёртой по счёту камере, он бессовестно дрых и даже не думал просыпаться, когда я открыл дверь.
– Подъём, господин бунтарь! – рявкнул я. – С вещами на выход!
– Тень, ты где так рожу покрасил? – было первое, что спросил меня Прокоп, усаживаясь на топчан и пожаловался. – От тебя даже здесь покоя нет! Думал, отосплюсь, отъемся на казённых харчах, да куда там, припёрся!
– Потом поворчишь, шевелись, давай, – пожал я руку товарищу. – У меня жена вкусно готовит, так что здешнею баланду ты быстро забудешь.
– Надо же, ты что, пока в бегах был, даже жениться успел? Ну, если вкусно готовит, тогда ладно. А это кто с тобой? – кивнул он на Ветра, выталкивающего из камеры испуганного барда.
– Подельник, – ухмыльнулся я, – понимаешь, решил имидж сменить, завёл себе команду. Так, всё! Вперёд, все вопросы потом! – оборвал я попытавшегося что-то сказать Тиля. – Господин Тиль, мы Ваши друзья, и Вам лучше пойти с нами добровольно.
– Тиль, не глупи, это свой! – успокоил барда Прокоп. – Мы сейчас куда?
– В другое крыло, – ответила Татуэль, с интересом разглядывая Прохора. Ну да, тут и ежу понятно, что Прокоп и Тихая Тень – давние знакомые. Отсюда напрашивается вопрос – откуда знаю Прокопа я? Но пока все деликатно промолчали. Тиль только обречённо кивнул, и мы отправились в обратный путь, заперев стражников по камерам.
– Уши заклейте, – протянул я кусочки воска Прокопу и Тилю. – Там певунья знатная, дебафф тоски навешивает. Надо бы на неё глянуть, что это за народ Эадао.
– Время теряем! – возразил Ветер, мы и так на пятнадцать минут из графика выбились.
– График условный, там час в запасе, да и Даша порталом обратный путь сократит. А посмотреть надо, может это какие аборигены с островов. Нам репа не помешает! – поддержала меня Татуэль.
В правом крыле всё было по–прежнему. Иллюзия надсмотрщика Титона занимала своё место за столом. А сам он сейчас, извиваясь змеёй, полз по коридору, пытаясь освободить руки. Пришлось Татуэль снова успокаивать его станом и приглядывать за ним. А мы с Ветром двигались на голос певуньи.
Эта камера отличалась от той, откуда я только что освободил Прокопа, и размерами, и обстановкой. Она была много больше, а у стены стоял бассейн. На краю бассейна сидела женщина народа Эадао и пела свою грустную песню. В воде, закрыв глаза, лежал более крупный экземпляр этого народа с синим костяным гребнем на голове.
Народ Эадао не были людьми или какой-то другой известной расой жанра фентази. Эадао были земноводными, а костяной панцирь на груди и голове у мужчин делал их похожими на черепах. Женщина подобных украшений не имела, и её фигура была довольно привлекательной и экзотичной.