Евгения Марлитт
Наследница. Графиня Гизела
(сборник)
Наследница
I
– Скажи мне, ради бога, куда ты едешь, Гельвиг?
– С твоего разрешения – прямо в X.! – прозвучал упрямый, насмешливый ответ.
– Но ведь по дороге туда не было никакого пригорка! Ты не в своем уме, Гельвиг… Остановись, я хочу вылезть! Я вовсе не желаю выпасть из экипажа и поломать себе кости. Да остановишься ли ты наконец?
– Я опрокину экипаж?! Ну, это было бы в первый раз за всю мою жизнь, – хотел, по-видимому, сказать правивший, но раздался страшный треск, и говоривший внезапно остановился. Послышалось фырканье, стук копыт лошади, поднимавшейся на ноги, а затем она, высвободившись из постромков, умчалась как бешеная.
– Вот те и на! – проворчал первый из говоривших, поднимаясь с мокрого, свежевспаханного поля. – Гельвиг, Бём, вы живы?
– Живы! – отвечал Гельвиг, но в его слабом голосе не слышалось уже ни самонадеянности, ни насмешки.
Маленький экипаж, в котором три приятеля выехали утром из своего родного городка X. на охоту, лежал колесами вверх возле злосчастного пригорка. Топот умчавшейся лошади давно затих, и темная ночь скрыла печальные последствия самоуверенности Гельвига.
– Не оставаться же нам тут ночевать, однако! Тронемся в путь! – напомнил уже более бодрым голосом Гельвиг.
– Разумеется, – проворчал толстяк, один из потерпевших, – я не намерен ночевать в этом логовище, придумай лишь способ выбраться на дорогу… Я не двинусь отсюда, пока не будет света! Хоть я и заполучу от этой сырости ревматизм, но все же не желаю сломать себе шею в ямах и канавах этой милой местности.
– Не говори глупостей, доктор, – сказал третий собеседник. – Не можешь же ты сидеть тут, пока мы с Гельвигом доберемся до города и вышлем тебе помощь. Я уверен, что мы можем выйти по полю на проезжую дорогу. Идем…
Толстяк проворчал что-то, но согласился с приятелями. Идти было неудобно, комья земли приставали к охотничьим сапогам. То и дело они попадали в лужи, обдававшие их жидкой грязью. Наконец путники добрались до проезжей дороги и мужественно продолжили путь.
Подходя к городу, они увидели быстро приближающийся свет, и скоро Гельвиг узнал ярко освещенное фонарем лицо своего привратника Генриха.
– Это вы, господин Гельвиг? – воскликнул тот. – А барыня уже думает, что вы разбились насмерть!
– Откуда же она знает, что с нами случилось несчастье?
– Недавно к гостинице «Лев» подъехала повозка комедиантов, а за ней шла наша лошадь. Хозяин гостиницы и привел ее к нам. Барыня очень испугалась и послала меня с фонарем искать вас, а Фридерике велела заварить ромашки.
– Ромашки?… Ну, мне кажется, стакан глинтвейна или по крайней мере кружка пива помогли бы скорее.
– Я тоже так думаю, господин Гельвиг.
– Ну, иди вперед с фонарем. Пора нам наконец по домам!
На городской площади товарищи по несчастью молча расстались, пожав друг другу руки.
Утром на всех углах улицы были расклеены красные афиши, объявлявшие о прибытии знаменитого фокусника Орловского, и молодая женщина ходила из дома в дом, предлагая билеты на представления. Женщина была очень красива, но лицо ее было бледно как мел, и когда она изредка поднимала опушенные золотистыми ресницами веки, темно-серые глаза бросали трогательно-кроткий взгляд.
Она пришла и в дом Гельвига, самый красивый на площади.
– Барыня, – сказал Генрих, отворяя дверь в комнату нижнего этажа, – пришла жена фокусника.
– Что ей нужно? – спросил строгий женский голос.
– Ее муж дает завтра представление, и она хотела бы продать билет.
– Мы истинные христиане, и у нас нет денег на такие глупости. Скажи ей, чтобы она уходила.
Парень затворил дверь и смущенно почесал затылок, ведь жена фокусника все слышала. Ее бледное лицо вспыхнуло, и тяжелый вздох вырвался из груди…
В это время выходившее в холл маленькое окошечко отворилось и мужской голос попросил один билет. В руке молодой женщины очутился талер, и прежде чем она успела поднять глаза, окошко захлопнулось и задернулось зеленой занавеской. Добродушно улыбающийся Генрих отворил входную дверь, и бедная женщина побрела дальше.
Привратник вошел в комнату своего хозяина. Это был небольшого роста старый человек с худым и бледным, но удивительно добрым лицом.
– Ах, господин Гельвиг, – сказал верный слуга, – как хорошо, что вы купили билет! На бедную женщину жалко смотреть, хоть ее муж и нечестным трудом добывает себе хлеб… Ну, да ему здесь не посчастливится, помяните мое слово!
– Почему же, Генрих?
– Потому что наша лошадь пристала к их повозке, когда они въезжали в город. Это не к добру – ведь лошадь прибежала с места несчастного случая.
Не получив ответа, Генрих вышел, качая головой.
II
Зал ратуши был уже полон зрителей, а по лестнице все еще поднимались новые. Генрих тоже был в толпе и усердно работал локтями.
– Боже, если бы барыня узнала, вот была бы гроза! Барину завтра же пришлось бы идти к исповеди, – шептал он своему соседу, показывая на Гельвига, сидевшего со своим другом, доктором Бёмом, у боковой стены зала.
Программа обещала разные чудеса, а в конце ее было написано следующее:
«Шесть солдат выстрелят в г-жу Орловскую из заряженных ружей, но она одним взмахом меча рассечет в воздухе все шесть пуль».
Жители городка X. и собрались главным образом для того, чтобы посмотреть это чудо. Все было забыто, когда на эстраде появились шестеро солдат под командой унтер-офицера – публика заволновалась, потом настала мертвая тишина.
Фокусник подошел к столу, чтобы на виду у публики проверить патроны. Он стучал молотком по каждой пуле, чтобы зрители убедились в их неподдельности, затем роздал солдатам патроны и велел заряжать ружья.
Из-за ширмы вышла его жена и стала напротив солдат. Левая рука ее была прикрыта щитом, а в правой она держала меч. Белая одежда спускалась на пол широкими складками, грудь была скрыта сияющей кирасой.
Золотистые ресницы не дрогнули, когда в мертвой тишине зала раздалась последняя команда. Послышался залп – меч со свистом рассек воздух, и половинки пуль попадали на пол.
Еще одно мгновенье была видна высокая стройная фигура фокусницы, пороховой дым скрывал черты ее лица, и вдруг она покачнулась, щит и меч со звоном упали на пол, и с криком «Боже, я ранена!» женщина упала на руки подбежавшего мужа.
Он унес ее за ширму и как безумный бросился к солдатам. Им было заранее приказано, заряжая ружья, вынуть пули, раскусить их пополам и держать во рту, чтобы выплюнуть эти половинки тотчас после залпа – в этом, собственно, и состоял весь фокус. Но один из солдат, неловкий крестьянский парень, совершенно смутился при виде такого количества людей и забыл исполнить приказ: его пуля и поразила несчастную женщину.
В зале произошло смятение. Некоторые дамы упали в обморок, послышались голоса, зовущие доктора. Но доктор Бём давно уже был за ширмой у раненой. Он вышел оттуда бледный и тихо сказал Гельвигу:
– Спасенья нет. Она умирает…
Через час жена фокусника лежала на постели в гостинице «Лев». Ее вынесли из зала на диване, и Генрих помогал нести.
– Ну что, господин Гельвиг, разве я был не прав? – спросил он, проходя мимо своего барина, и две крупные слезы покатились по его щекам.
Бедная женщина тихо лежала с закрытыми глазами. Распущенные золотистые локоны спускались с постели на темный ковер. У постели стоял на коленях фокусник, и рука раненой покоилась на его голове.
– Фея спит? – еле слышно прошептала молодая женщина, с трудом открывая глаза.
– Да, – ответил муж, – дочь хозяина взяла ее к себе в комнату. Нашей дочурке там хорошо… Мета, жизнь моя!
Несчастная подняла на мужа страдальческий взгляд.
– Яско, я умираю!
– Мета, Мета, не уходи от меня! – воскликнул он вне себя. – Ты – единственный свет на моем темном пути! Как я буду жить, когда не будет охраняющих меня глаз и сердца, полного невыразимой любви? Как я буду жить без твоего волшебного голоса, без твоей небесной улыбки? Как мне жить с сознанием, что я увлек тебя за собой и сделал несчастной? Боже, Боже!