Из-за помех на линии Глеб не мог уловить Сашиного состояния, а у нее уже не было сил рассказывать свою историю в которой раз.
— Только, пожалуйста, не говори «нет», все твои отговорки и доводы гроша ломаного не стоят! И не перебивай, дай договорить. Тем более что я тебя практически не слышу. Сань, как ты не поймешь, — убеждал ее Глеб, — что с женой мы давным-давно чужие. Сын уже взрослый, ему девятнадцать. У него своя жизнь. В конце концов сядем, поговорим, как мужик с мужиком… Уверен, что он поймет!.. А дочка… она тоже должна понять…
— Знаешь, когда отец бросил мать и меня, — заводясь, начала Саша, — когда он ушел…
— Что ты сказала? Повтори, я не расслышал.
— А так — слышишь? — повысив голос, спросила Саша. — Я не верю в крепость брака, построенного на чужой беде! — Она говорила горячо, убежденно. — На страданиях жен и детей!
Из ее глаз брызнули слезы. Одна из них упала на огонек сигареты. Она шипнула и потухла.
— Сань, ты плачешь? Что случилось? — спросил Глеб с тревогой.
— Что случилось? — повторила Саша, тихо всхлипнув.
Собравшись с духом, она рассказала Глебу об исчезновении матери и сына, о своих попытках разыскать их. Как мог, он стал ее успокаивать, посоветовал сходить к соседям, поискать во дворе…
— Может, мне еще в мусорные контейнеры заглянуть?! — возмущенно перебила она Глеба.
Чем дольше Саша его слушала, тем больше росла в ней обида на него. «А что, собственно, я обижаюсь? — подумала она. — Выше головы он не прыгнет. Просто себя жалко стало. — И тут же спохватилась: — Мать и сын неизвестно где, а я нашла время жалеть себя…» В конце концов Глеб, поколебавшись, вызвался приехать к ней, чтобы сообща продумать план действий. Саша отказалась, коротко попрощалась и положила трубку. Потом, будто что-то вспомнив, набрала номер.
— Илья, прости, что поздно, но у меня проблемы. Не хочу по телефону. Ты не мог бы подъехать ко мне? Я тебе здесь все объясню. Спасибо. Жду.
Она подошла к столу, налила полный бокал шампанского и залпом выпила.
— Все. Мне уже лучше. — Галина Васильевна отдала пустой стакан внуку, сидевшему рядом с ней на диване.
— Может, я все же вызову «скорую»? — заботливо спросил он.
— Достаточно лекарства. И того, что ты вызвал сюда Сашу.
Теперь, после того как ей стало лучше, она могла хорошенько разглядеть хозяйку дома. Блондинка оказалась крашеной, но крашенной безукоризненно. Лишь острый, наметанный глаз художника мог это заметить. На вид Арине было лет под сорок, впрочем, на самом деле, возможно, и меньше — тяжелый мрачноватый взгляд набрасывал лишних годков пять как минимум. Было в ее облике что-то демоническое — черное глухое платье, гладко зачесанные назад волосы, бледное, почти без косметики, лицо и голос… низкий, глубокий, завораживающий. Она стояла у старинного овального зеркала, накрытого тонким черным пологом, и наблюдала за гостями с какой-то странной, ускользающей полуулыбкой.
Опершись о руку Андрея, Галина Васильевна вместе с ним поднялась с дивана, подошла к хозяйке дома, по пути окинув просторную комнату внимательным взглядом и отметив: «Стильно. Дорого. На широкую ногу».
— У вас кто-то умер? — спросила Галина Васильевна, заметив, что еще два настенных зеркала также завешены черным.
— Да. — Арина посмотрела на Галину Васильевну в упор. — Очень близкий мне человек. — Странноватая полугримаска-полуулыбка тронула ее губы.
— Соболезную. — Галина Васильевна ответила таким же прямым взглядом.
Андрей разглядывал обстановку. Увидев на стене картину, небольшую по размеру, в красивой раме, он подошел поближе.
— Галя, вот он! — воскликнул Андрей, завороженно глядя на «Этюд в красных тонах». — Или… нет… — Он осекся.
Галина Васильевна подошла к картине и покачала головой.
— Нет, Андрюшенька, это не оригинал, но очень хорошая копия. — Она удивленно посмотрела на Арину, наблюдавшую за ними с той же ускользающей полуулыбкой.
— Вы правы, это копия, и действительно очень хорошая. Ее сделал мой покойный муж. — Она медленно пошла в глубь комнаты к японской ширме, которая загораживала часть стены. — Идите сюда.
Когда Галина Васильевна и Андрей подошли, Арина отодвинула ширму, явив их взору картину.
— А что на это скажете?
— Она, она! — возбужденно твердил Андрей. — Ешь, это не подделка! Подлинник!
Галина Васильевна смотрела не на картину, а на внука. Он совершенно преобразился. Похоже, Андрей начисто забыл обо всех треволнениях их странного путешествия. Он был счастлив, его буквально била дрожь от радостного волнения.
— Это манера деда! — вдохновенно говорил Андрей. — Смотри! Сначала он наносит широкие, темные линии контура… Они сразу передают характер натуры! А потом долго, чувственно, сочно накладывает краски… Самозабвенно, увлеченно…