На следующий день князь Гагарин выглядел куда живее и даже ходил самостоятельно, хоть и не шибко быстро, да и остальные оклемались.
Подарки я отдал Воеводе, пусть сам распределяет среди людей от моего имени, заодно укрепляя свой пошатнувшийся авторитет. Также мы составили грамоту царю Дмитрию Иоанновичу о произошедшем в городе, где указали, что я самолично принял у них присягу от имени царя и поставил свою печать.
Воевода уже четыре года обретался в Цареве-Борисове, многих знал и выделил мне в помощь пятерых людей, что разбирались в конях. Двое из них были татарами, один происходили от Казанских, а другой от Касимовских.
При взгляде на Касимовского татарина у меня случился дикий диссонанс, так как в моем понимании он никак не был похож на татарина. Светловолосый и голубоглазый парень чуть за двадцать лет. И имя было у него подходящее, прям настоящее татарское: Фома.
Собрав своих людей, обрядив их по-боевому, я оставил их на берегу Оскола и вместе с ближниками и пятеркой, выданной мне в помощь, отправился за покупками.
Вот тут и наступил для меня кромешный ад, и мне вымотали все нервы. Отвык наш человек от рынков и торга, пришел в магазин, увидел цену и купил. Здесь же все было не так, и торг считался настоящим развлечением и ритуалом для сторон.
Я же только скрипел зубами и матерился про себя, но все же ближе к вечерне закупился, оставив немало серебра. Сотню меринов купил, еще сто двадцать жеребцов трехлеток и тридцать великолепных коней. Кобылиц вышло всего восемьдесят пять, можно было больше, но они были далеко не лучшими, а под конец, психанув, я прикупил двух верблюдов, которых тут же нарек Биба и Боба. На кой купил верблюдов, я и сам бы себе не ответил бы. Просто захотел, князь я или не князь⁈
Животину тут же загнали в городские конюшни, а Фоме и Ивашке, еще одному из пятерых, я тут же предложил пойти ко мне на службу, и они согласились. Понравились мне эти двое, как по характеру, так и отношением к коням.
С утра посетив заутреннюю в церкви и собравшись, погнали табун на Белгород, где нас уже дожидался дядя Поздей со своей семьей и семьей дяди Олега, а также холопами, которых тоже решили забрать, и их было немного, всего две семьи.
Выделив им троих послужильцев в охрану, так как на телегах они явно будут небыстро ехать, мы погнали коней дальше. Это был для меня новый опыт, ни с чем не сравнимый. Кто-то постоянно пытался убежать из животин, кто-то упрямился или не слушался, да и драки между конями происходили, одни мерины вели себя послушно да верблюды, которым, по-моему, было на все плевать, лишь бы кормили.
Погода совсем испортилась, и начались постоянные дожди, а дорога начала превращаться в болото.
С горем пополам мы добрались до Гороховца, где меня покинули Прокоп и Богдан, отправившись забирать родных и Тарая, также я ему напомнил о необходимости прихватить пса, о котором помнил и не забывал. Нас также покинули Василий и Микита, уехавшие собираться, и еще трое, которых удалось уговорить пойти ко мне в полк. Они должны будут через несколько дней встретиться возле Гороховца и уже все вместе отправиться в Старицу.
Возле Нижнего Новгорода встали лагерем, и я с сопровождении десятка людей направился к Савке, при этом обменявшись кафтаном с Василием и спрятав перстни. Захотелось мне пошутить над ним, не удержался. Да и своих упредил, чтобы помалкивали о том, что ныне я князь.
Нижний Новгород за прошедшее время не изменился, да и дорогу я знал и направился прямиком на подворье купца.
Бум, бум, бум — заколотил Елисей в ворота, и спустя минуту оттуда раздался уже знакомый голос холопа купца.
— Кто там?
— Андрей Володимирович, беги доложи хозяину али хозяйке, что гости пожаловали, — весело проорал я.
— Бегу, — тут же откликнулся холоп, и уже через пару минут отворились ворота, за которыми стоял улыбающийся Савка с едва запахнутым кафтаном.
— Здрав будь, Савелий, — улыбнулся я.
— Андрей, живой. А я уж не чаял увидеть, думал, запропал ты. Даже в церковь ходил свечку ставил, — тут же радостно отозвался купец.
— Видать, помогла твоя свечка, жив я и здоров, — спрыгнул я с коня, отдав поводья Елисею, и тут же обнял Савку.