Рафаэль криво ухмыльнулся. Ну, хотя бы этим утром страдает не он один. Ободренный этой мыслью, достойный сын дома Альварес поплелся в сторону тазика для умывания.
Через пятнадцать минут, взъерошенные и ошалевшие, они сидели за длинным столом обшитой дубом столовой. Несущее печать беспощадного времени помещение заполнено мерным тиканием огромных напольных часов. На белоснежной скатерти ровным рядами застыли потемневшие от времени серебряные приборы.
Минула половина десятого, когда в столовую вплыл сеньор Кристобаль Фаро собственной персоной.
– Я рад, что вы любезно согласились разделить со мной трапезу, сеньоры. – Привычным сварливым голосом проскрипел старик, усаживаясь во главе стола.
Сеньоры отозвались осоловелыми взглядами. Сидящий напротив Алонсо смотрит на мир злыми покрасневшими глазами. Горацио со своими приятелями тоже жизнерадостностью не блещут. А вот Родриго в ответ на приветствие хозяина лишь молодцевато подкрутил усы. Ветеран свеж и доволен собой и жизнью.
– Должен заметить, сеньоры, – заметил Кристобаль, когда слуги закончили разносить яичницу с беконом на шкворчащих чугунных сковородках, – я приятно удивлен первыми днями вашего пребывания в моем поместье. Сеньор Агуэра и сеньор Флорес впечатлили меня усердием в воинских тренировках. Хотя, разумеется, вы напрасно уделяете внимание одному лишь фехтованию. Впрочем, требовать от вас тщания в овладении настоящим боевым оружием было с моей стороны чрезмерным оптимизмом.
Родриго ухмыльнулся в пышные усы. Алонсо изобразил нечто, напоминающее кривую ухмылку. Вряд ли он согласился бы подняться в такую рань лишь для того, чтобы выслушивать комплименты.
– Сеньоры Алькальде, Монхе и Кабреро. Вы, в свою очередь, поразили меня той настойчивости, с которой вы проводите время в библиотеке. Мое почтение.
Горацио, Селестин и Хуан, чьи фамилии Рафаэль вечно путает, одновременно наклонили головы.
– Что до вас, сеньор Альварес, меня скорее поражает то затворничество, которому вы подвергаете себя, едва зайдет солнце.
Главное – сдержать так и лезущую на лицо ухмылку. Похоже, Рафаэль был растреклято прав, когда выходил из собственной комнаты через окно при помощи многострадального кедра. Глаза и уши сеньора Фаро остались в неведении по поводу ночных отлучек.
– Ммм… Иногда бывает полезно и приятно провести время в уединении, сеньор. – Многозначительно пробормотал Рафаэль. – Поразмыслить о жизни… и о своих на нее планах.
– Любопытное замечание. – Благожелательно кивнул Кристобаль. То ли и впрямь купился на глупую ложь, то ли сделал вид. – Надеюсь, сеньоры, теперь вы начинаете осознавать, что в мире есть занятия куда более достойные, чем бессмысленное кровопролитие. Дуэли, подобно лихорадке вползающие в наше почтенное общество – подлинное изобретение Вероломной. Они годны лишь взращивать худшие человеческие черты. Победители исполняются гордыни и тщеславия. Проигравшие, если им повезло не лишиться жизни и не получить увечий…
Рафаэль краем глаза поймал обращенный на него взгляд Хуана. В обрамленных уродливыми шрамами глазах застыла лютая, всепожирающая ненависть. Совершенно невозможно сдержаться и не ответить великосветской самодовольной улыбкой на беснующуюся в налитых кровью бельмах ярость.
Рожу Хуана от такого обмена взглядами перекосило еще сильнее.
– … проигравшим же остается иссушающая душу жажда мести. – Как ни в чем ни бывало продолжил Кристобаль. – А это подчас толкает их на самые отвратительные, неприемлемые для чести поступки.
– Вы совершенно правы, сеньор Фаро. – Учтиво поддакнул Рафаэль. – Не поверите: знавал я одного мерзавца, который на дуэли, вчистую проигрывая более умелому противнику, опустился до использования грязного колдовства.
Хуана от этих слов совсем перекосило. Отвратительная рожа так и налилась бордовой краской. От созерцания приятного зрелища оторвал болезненный пинок, который ему отвесил под столом Алонсо.
– Вот видите, сеньор Альварес. – Поучительно провозгласил довольный ремаркой Кристобаль. – Надеюсь, мои наставления в будущем повлияют на ваше мировоззрение.
Рафаэль счел за лучшее почтительно отмолчаться: на язык так и просится целый ворох колкостей, одна ехиднее другой.
За столом воцарилось молчание, нарушаемое лишь бряцаньем ножей и вилок. Еще одна мерзкая деталь: вместо излюбленного кофе слуги втащили распространяющие пряный аромат чайники. Травяные отвары! Утром! Кажется, сеньор Фаро окончательно озверел в своей глуши.