Мы садимся в машину. Я веду сам, а Маша сидит рядом, с интересом глядя в окно. В последнее время мы редко куда ездили, она отвыкла. Но сейчас, похоже, рада этой поездке. А когда счастлива она, счастлив и я.
Ловлю на себе её ласковый взгляд. Наши руки переплетаются, и я чувствую тепло её кожи.
В последний раз.
А потом – словно в замедленном кино.
Большой легковой автомобиль вылетает на встречку и врезается в нас со всей силы. Чувствую сильный удар, резкую боль – и почти сразу наступает темнота.
* * *
…Открыв глаза, не сразу могу понять, где нахожусь.
Тёмное ночное небо.
Почему я вижу небо? И почему мысли текут так медленно, словно я не до конца проснулся? На моём лице лежит кислородная маска. Я на улице, но всё вокруг словно в тумане. Вижу людей в белых халатах, они суетятся вокруг меня и что-то делают с моим телом. А я ничего не чувствую. Постепенно вспоминаю Машу, нашу поездку, удар… Мы что, попали в аварию?
Почему-то не могу повернуть голову. Да и вообще тело меня не слушается. Его словно бы и нет. Пытаюсь что-то сказать и не могу. Но тут вижу наклонившегося надо мной брата. Он очень встревожен.
– Держись, братуха! – восклицает он. – Прошу тебя, просто держись!
Его отгоняют. Но он что-то выкрикивает и пытается прорваться ко мне. Сознание снова мутится, и я погружаюсь в темноту.
Когда прихожу в себя снова первое, что чувствую – это боль. И страх за Машу. Где она? Почему я не видел её, а только брата?
За окном вроде бы рассвет. Болит во всём теле, но сильнее всего – руки. Пытаюсь ими шевелить и понимаю, что они обе в гипсе.
– Я знал, что ты выкарабкаешься.
Голос брата доносится как сквозь вату. Поворачиваю голову и вижу Арсения. Он сидит рядом с моей кроватью.
– Ужасно выглядишь, – шепчу я. И это правда. Я никогда прежде не видел его таким удручённым и несчастным. Пожалуй, только в день похорон наших родителей.
Но разве кто-то умер?
– Как Маша? Ей сильно досталось? – почему-то могу только шептать. Арсений отводит взгляд.
– Прости, братуха, – бормочет он и смотрит на меня горестно. – Её больше нет… И малышек твоих тоже… Но я найду эту сволочь! – Арс с силой стучит кулаком по кровати. – Подниму все свои связи! Этот гад пожалеет, что вообще родился!
Я слушаю его и ничего не понимаю. Что он говорит? Нет! Я не могу в это поверить! Небо словно схлопывается надо мной. Ужас, охвативший меня, ничто по сранвнеию с той яростью, что я испытываю в этот момент. И одновременно с этим я словно лечу в бездну - бесконечную бездну боли и отчаяния...
…Меня выписали через месяц. Врачи говорили, что собирали меня по частям после той аварии. Правда, вернуть мне моё сердце и душу они были не в силах – всё это погибло вместе с Машей и моими малышами. Я не смог даже присутствовать на похоронах, Арс только показал мне фотографии. Я смотрел на аккуратный закрытый гробик и не мог осознать, что в нём лежит моя любимая. Мой мозг отказывался в это верить. Но Арсений сказал, что мне лучше не видеть того, что осталось от прекрасного лица Маши.
Тот водитель, что налетел на нас, не выкарабкался и отдал концы спустя два дня после аварии. Но Арсений не собирался сдаваться.
– Это была подстроенная авария, я уверен, – сказал мне брат. – Клянусь, я найду тех, кто это организовал!
Верить в то, что это просто несчастный случай, он отказывался наотрез.
– И ты должен мне помочь в этом, – заявил он в день моей выписки. – Мы найдём их. Обещаю. Но для этого ты должен согласиться с одним моим условием.
На стол передо мной лёг красиво опечатанный плотный лист бумаги.
Свидетельство о смерти.
И имя на нём, от которого у меня мурашки побежали по телу.
Антон Романович Давыдов.
Лиля
– Ничего не понимаю. Это что, настоящее свидетельство о смерти? Или ты меня просто разыгрываешь?
Андрюшка, уже накормленный и успокоенный, снова спит в своей кроватке под надзором тёти Али. А мы с Антоном сидим на кухне за столом, и я смотрю на странный документ, лежащий передо мной.
Рассказ Антона потряс меня. Не могу даже представить, какую боль он пережил тогда. Что может быть страшнее для родителей, чем потерять собственное дитя? А в случае с Антоном, он потерял ещё и любимую женщину. От жалости к мужчине у меня слёзы на глаза наворачиваются.
Но это всё равно не значит, что я готова простить ему собственное похищение.
Так же, как я не могу простить Арсению ту ночь. Хотя, после многих месяцев осмыслив всё, я стала думать, что моя вина там тоже была. Может, и не нужно было подавать то заявление? Настолько ли уж сильно он был виноват в случившемся? В любом случае, сейчас уже ничего не изменить. Людям не дана власть над временем.