Именно такой Николь всегда представляла Англию. Опавшие лепестки магнолии усеивали дорогу от дерева, склонившегося над старой каменной стеной. Напротив церкви дремал бревенчатый паб. А за всем этим виднелась маленькая деревенская лужайка для игр с прудом и утками.
По дороге к маленькой церкви ее переполняло ощущение того, что она идет по отцовским стопам. Она чувствовала, что ребенком он ходил по этим тропинкам. Был здесь. Бегал, смеялся, играл с друзьями…
И почему отец покинул такое прекрасное место? Но в чем бы ни заключалась правда, она сделала то, о чем он просил. Вернула его прах к подножию древнего тисового дерева.
А теперь она ищет доказательства существования отцовских родственников. Но ни на одном могильном камне нет имени Беллами!
Удрученная неудачей и подавленная прощанием с отцом, Николь испустила вздох.
— Papa! Quelle trahison! — пробормотала она, прислонившись лбом к замшелому камню.
Вдруг она застыла. Что-то заставило ее повернуть голову, хотя она не слышала ни звука. Сквозь пелену слез Николь увидела фигуры высокого темноволосого мужчины и взъерошенного ребенка, встревожено разглядывающих ее.
Понимая, как нелепо она, должно быть, выглядит, Николь покраснела и тут же поднялась на ноги, обхватив руками подвешенную на животе сумку.
Темные блестящие глаза мужчины засветились смехом. Глаза настолько бездонные, что на мгновенье она утратила ощущение реальности, словно соскользнула в черную бездну…
— Ребенок! Джозеф, у леди в рюкзаке ребенок! — прошептал мужчина испуганно таращившему глаза мальчику рядом с ним, и сжатые детские губки разлепились.
— Я думал, это горб. Горб на животе, — объявил он, затем снова сжал губы.
— Comment? [1] — крикнула Николь, не сознавая, что говорит по-французски.
— Une bossue[2], — серьезно пояснил мужчина. — Bonjour, Madame. Je m'appelle Blake[3]…
— Доброе утро, Блейк, — торопливо сказала она, приятно удивленная тем, что незнакомец говорит по-французски. — Я говорю по-английски. Моя мама родом из Лондона, и дома мы говорили в основном по-английски. Я Николь Базо, — представилась она. — А мой горб на животе — это Люк, — весело сообщила она Джозефу, плененная его огромными черными глазами. — Ему семь недель.
— О, бог мой! Вы привезли его сюда, потому что он умер? — горестно воскликнул мальчуган.
— Джозеф!
Сдержав смех, Николь покачала головой, отчего светлые локоны рассыпались по плечам.
— Нет, посмотри. С ним все в порядке. Он просто спит. — Присев на корточки легким, гибким движением, она позволила мальчику убедиться, что ее сын жив.
— Он дышит!
Николь кивнула, зачарованная радостью и облегчением Джозефа. Со светлым, любящим лицом она тоже залюбовалась маленьким комочком плоти и крови, который был ее сыном. Волна любви захлестнула ее, и она мягко поцеловала персиковую щечку Люка.
— Mon chou, — пробормотала она.
— Это заклинание? — ахнул Джозеф, поспешно отступая назад.
Ее глаза заискрились при виде его испуганного личика:
— Разве я похожа на ведьму?
— Вы могли замаскироваться, — осторожно ответил он.
— Нет. Просто я говорила по-французски. Это означает «моя крошка», «мой дорогой», — пояснила она и, увидев удовлетворенную улыбку мальчика, поднялась, внезапно осознав, что Блейк пристально наблюдает за ней.
Он был высок и безупречно одет. Легкий серый костюм, качество и покрой которого она немедленно оценила, отлично сочетался с голубой рубашкой и фиолетовым галстуком. И маргариткой в петлице. Она улыбнулась, заподозрив, что цветок — дело рук мальчика.
Лицо мужчины было загорелым и обветренным, а широкий рот, сильный нос и брови выдавали твердый характер. Волосы тоже были особенными. Иссиня-черные, как вороново крыло, они спускались на плечи хорошо уложенными локонами.
Пристальный взгляд его глубоких карих глаз, казалось, подмечал все. Внезапно Николь застеснялась своей помявшейся в дороге юбки и заплаканного лица.
— Извините нас за вмешательство, — мягко проговорил мужчина. — Я подумал, что вы, возможно…
— …сумасшедшая, — подсказал Джозеф с огромным энтузиазмом. Суровый взгляд Блейка был встречен невинным протестом. — Но ведь она же швыряла…
— «Бросала» было бы более подходящим словом, — поправил отец. — Джо, думаю, тебе лучше пойти и посмотреть, не можешь ли ты помочь дамам убрать посуду.
— Он хочет, чтоб я ушел, — пояснил мальчик с тяжелым вздохом. Николь хотелось рассмеяться, и впервые за много дней ее настроение поднялось. Малыш сделал несколько шагов по направлению к церкви, затем обернулся. — Но ты расскажешь мне, зачем она швы… бросала ту пыль, ладно, папа?