То есть, в целом, ситуация похожая. И можно даже не гадать, кто именно подвинул его от трона. И как могла императрица соблазниться каким-то там чужеземцем, презрев своего, посконного, столько раз доказавшего свою верность?..
Но тут Ермолов оборвал сам себя. Нет, не на этом следовало делать акцент, а совсем на другом. Нужно было придумать, как уничтожить Зорича. Стереть его в порошок, наблюдая за падением этого сербского коршуна.
На этот счёт у Александра Сергеевича своё мнение имелось. Был он человеком очень наблюдательным, иначе просто не занял бы то место, которое занимал при троне.
Императрица, как огня, боялась менталистов. Это было её идеей фикс. Вообще, если бы некоторые законы не сдерживали её, она бы вырезала их начисто. Понятно, что ноги всего этого панического страха росли из детства, когда клан Молчащих убил её отца. И тем самым подписали смертный приговор не только себе, но и другим родам.
Менталистам приходилось прятаться и скрываться. Но это не значило, что они под прикрытием не могли подобраться к трону. Значит, нужно представить каким-нибудь образом Зоричей наёмниками-менталистами. И тогда императрица сама захочет избавиться от них. Причём, это произойдёт совсем не так, как с ним. Весь их род предадут смерти и забвению.
А Ермолов в который раз докажет свою преданность короне и сможет претендовать на прощение. Вот такой простой в общем-то, но очень элегантный план. Осталось придумать, как именно его провернуть.
Александр Сергеевич тяжело вздохнул. Теперь ему придётся быть начеку, потому что Зорич мог приставить к нему соглядатаев. А уж рот и вовсе держать на замке. Вот дёрнул же его чёрт с этой изменой дёрнуться. А ведь это могла быть умышленная подстава его, как одного из влиятельнейших деятелей государства.
Его мысли прервал адъютант, постучавший в дверь.
— Да-да, — отозвался Ермолов.
— К вам прибыл племянник, — сообщил адъютант. — Николай Фёдорович Голицын.
— Спасибо, я знаю, как зовут моего племянника, — пробурчал себе под нос Александр Сергеевич. — А другого у меня нет.
Голицын появился в дверях бледный и нервный, не скрывая своего разочарования.
— Дядя, какого хера? Что ты творишь? — с порога набросился он на пожилого генерала, но тот шваркнул кулаком по столу.
— Цыц! — и тут же сменил гнев на милость, понимая, что Николай — это его глаза и уши в столице, а, возможно, не только они. — Не менжуйся, племянничек, — проговорил он, после чего встал и проверил, что адъютант ушёл, после чего подошёл к Николаю почти вплотную и продолжил: — Мысли, как вернуться, у меня есть. И потом… посмотри на меня, я же не в ссылке и не на каторге. Я в расположении своего гарнизона, не утративший ни званий, ни чинов. Прорвёмся.
— Да, но меня уже все кому не лень пытаются смешать с дерьмом в академии, — возмутился Голицын.
— Сожми зубы и держись, — прорычал на него Ермолов. — Меня, если ты заметил, даже в отставку не отправили. Это просто временная опала, и всё. Вы с матерью, главное, держитесь. Наймите дополнительную охрану, полагаю, она понадобится, но не более, чем на три месяца. Вот увидишь, максимум через три месяца я снова буду восседать возле трона. А пока императрицу лучше не злить.
— За три месяца Толстой от моей репутации камня на камне не оставит, — ответил на это Николай. — Как только слухи о тебе пошли, он сразу меня послал, как шавку какую-нибудь.
— А ты вот смотри, — Ермолов сложил вместе указательный и средний пальцы и ткнул ими в грудь племяннику. — Внимательно следи, кто в это сложное для тебя время не старается сделать тебе плохо, даже уколоть. И запомни, что с этими людьми в будущем можно будет иметь дело. И наоборот, запоминай, кто пытается тебя топить, кто относится к тебе неподобающим и не соответствующим титулу образом. Даже тех, кто просто насмехается, запоминай. Плохая память, записывай. А потом мы всем припомним их отношение в момент слабости, ты понял?
— Понял, — хмуро кивнул Голицын.
— Считай, что жизнь тебе преподнесла опыт на блюдечке с голубой каёмкой! — Ермолов распалился и даже стал говорить громче. — Чтобы вычислить достойных людей, у некоторых десятки лет уходят. А тебе вот! Так что воспринимай это как подарок. Ты понял? А потом мы всех… — и Александр Сергеевич сжал кулак. — Вот так их.
— Ага, — проговорил Николай. — Толстого я лично урою!
— Это что же получается, — Тагай не мог успокоиться, потому что искренне был рад снятию «домашнего» ареста с курсантов, — теперь можно и в город в любой момент выходить! Завтра-то как раз выходные начинаются! А это значит девочки, кафешки, гулянки!..