Выбрать главу

влажный лоб. Расчетливый и беспринципный карьерист, он конечно же понимал, что все это "дело"

шито белыми нитками, и является плодом бреда больного, доведенного тюрьмой и допросами до

полубезумного состояния человека. Но желая сделать на этом "деле" карьеру и зная болезненную

подозрительность Сталина, он решил идти ва-банк. Спускаясь по ступенькам дачной террасы к

ожидавшей его машине с фиктивным номером, он решил, что достиг своей цели.

* * *

После ухода Рюмина Сталин еще раз прошелся по комнате, подошел к небольшому круглому

столику в углу комнаты, на котором стояла бутылка "Хванчкары" и ваза с фруктами, налил бокал и не

спеша его выпил, потом сел на тахту, уперся руками в колени и задумался. Перебирая в памяти

фамилии названных Рюминым врачей, он переносся мыслями года на два назад.

...Тогда во время ночного застолья у него на даче, он позволил себе пошутить, заявив, что пришло

и его время уйти на заслуженный отдых. Он помнит, как тогда возмутились все присутствующие за

столом, он помнит их возгласы: Побойтесь бога, товарищ Сталин!". "Подумайте о нашем народе и

народах мира!"... Были и другие восклицания в том же духе. Он слушал тогда эти пламенные возгласы

и думал: "Никто из Вас не говорит правды. Все Вы научились петь мне акафисты, но все Вы ждете

моего ухода... Усмехаясь и поглаживая усы, он тогда сказал:

— Хорошо. Товарищ Сталин учтет Ваши соображения насчет роли личности в истории и

подумает. .

* * *

Через несколько дней после этого эпизода Поскребышев положил ему на стол информацию, в

которой радио Тель-Авива сообщало о том, что по некоторым, пока не проверенным данным,

генералисимусс Сталин подумывает об уходе в отставку. Прочитав информацию, Сталин, помолчав,

сказал:

— Пригласи завтра на ужин всех, кто был тогда. Помнишь?

— Конечно, Иосиф Виссарионович, — развел руками Поскребышев, — служба такая.

Сталин внимательно посмотрел на Поскребышева:

— Врачи говорят, что с утра пить вредно.

— Никак нет, Иосиф Виссарионович, — сказал Поскребышев, вытягивая руки по швам.

— Ладно, ладно, проворчал Сталин, — меня не проведешь, Саша-Александр. Он погладил усы и

беззлобно добавил: — Удивляюсь на себя. Как я до сих пор терплю тебя.

Зная много лет Сталина и изучив все его малейшие интонации, Поскребышев понял, что это

замечание не упрек, а просто так, для порядка.

— Разрешите идти, Иосиф Виссарионович? — спросил Поскребышев.

— Иди, — сказал Сталин, — ужинать будем в двенадцать часов. Глядя вслед уходящему

Поскребышеву, подумал: — Верный человек, преданный человек.

И вдруг нахмурился, вспомнив, как много лет назад один из его помощников — Бажанов — удрал

за границу. "До сих пор жив, негодяй, — гневно подумал он. — Чем занимаются эти бездельники на

Лубянке, столько лет прошло, а они не могут уничтожить предателя! Им не чекистами быть, а

шашлыком на Тифлисском базаре торговать. Бездельники!".

В полночь все приглашенные заняли свои места за большим обеденным столом. Когда

многочисленные тосты сделали свое дело, Сталин сказал:

— Один древний мудрец сказал: поступки людей — есть плоды их помыслов. Если помыслы

человека хорошие, значит будут хорошие поступки, если помыслы плохие, будут и поступки плохими.

Я разделяю эту точку зрения древнего мудреца. А Вы? Его рука описала над столом характерный жест

— полукруг, и легла кулаком на белоснежную скатерть.

— А Вы? — переспросил он, — согласны с этой сентенцией древнего мудреца? А теперь начнем

по порядку.

Он обратился к сидящему слева от него Ворошилову:

— Ты кому-нибудь говорил о моей шутке по поводу ухода на пенсию?

Ворошилов положил ладони на грудь:

— Ты меня знаешь, умру, но...

— Хорошо, слегка улыбнулся Сталин, — мы тебе верим, не надо умирать, живи на радость народа

и Красной Армии.

— А что скажешь ты? — обратился он к сидящему рядом с Ворошиловым Маленкову.

— Я?. у меня нет слов, товарищ Сталин...

— Хорошо! А ты? — спросил он Кагановича.

— Товарищ Сталин! — воскликнул Каганович, — как можно... я возмущен до глубины души!..

Дошла очередь до Молотова.

— Он поправил пенсне, выпил залпом рюмку коньяка и, заикаясь больше обычного, проговорил: