что он ждет от наркома ответа на интересующий его вопрос Сталин не напомнил.
* * *
Выйдя из Кремля, нарком сказал:
— Жду Вас всех у себя через три часа, обсудим, как выполнить указание товарища Сталина. И
сегодня же Вы должны отправиться восвояси. Самолет предоставлю свой.
Дружинин шел домой не спеша. Думы его были о Сталине. Сегодня он почти физически ощущал
какую-то магическую силу, исходящую от этого человека. Она подавляла мысль и сковывала волю.
Раньше, когда ему об этом рассказывали другие, он не очень-то верил. Теперь хотел сам разобраться в
этом ощущении, понять причину.
— Что это? — думал он, — слепое преклонение перед Истиной в последней инстанции? А может
быть гнет Авторитета? Но ему доводилось в свое время беседовать с Рудзутаком, Орджоникидзе.
Чубарем... А в студенческие годы он с группой студентов-парттысячников был на беседеу Бухарина...
Но нигде не ощущал ничего подобного. И хотя он считал себя не очень-то робкого десятка, в конце
концов признался себе, что это — элементарный страх... Так думать не хотелось. И он, как уже много
раз в последнее время, спрятался от неприятных мыслей за спасительным доводом: сейчас не время
копаться в чувствах. Сейчас есть дела поважнее. Чтобы он ни думал и гадал, а сегодня у него особый
день. И не только для него, но и для всего завода...
Они с нетерпением ожидали его прихода. Анна Семеновна сварила кислые щи с американской
тушенкой и поджарила картошку, к чаю была подана привезенная банка меда. По случаю семейного
торжества она достала и припасенный ею на всякий случай пузырек медицинского спирта. — У нас
сегодня прямо-таки царский стол, — улыбнулся Виктор. Слюнки текут. — Мы так давно, сынок, не
сидели вместе за этим столом! — вздохнула Анна Семеновна. — И бог знает, когда еще раз так
придется...
Георгий Николаевич пришел домой в приподнятом, настроении. Увидев накрытый стол, широко
развел руки и улыбнулся:
— Вот это по-нашенскому, по-сибирски.
— Но сначала твой подробный отчет, — сказала Анна Семеновна, усаживаясь во главу стола, — а
то у сына уже давно слюнки текут.
— У меня, между прочим, тоже, — заметил Георгий Николаевич, усаживаясь на свое обычное
место, по левую руку от хозяйки.
Нарочито, не торопясь, наполнил свою рюмку и торжественно объявил:
— Спешу Вам доложить, что сегодня имел честь пожать руку. . товарищу Сталину.
— Сталину? — сделала большие глаза Анна Семеновна.
— Самому Сталину? прошептал Виктор.
— Как ты думаешь, — обратился Дружинин к Анне Семеновне, — нашему знатному лекальщику
можно налить по этому случаю несколько капель?
— Можно, можно, — нетерпеливо проговорила она, но ради бога, не тяни.
— Все будет доложено самым добросовестным образом, — сказал Георгий Николаевич, — но
давайте начнем нашу трапезу, ибо через час я должен быть у наркома и сегодня же вылететь обратно,
— с этими словами он чокнулся с Виктором и тут же выпил свою рюмку.
Он сейчас немножко лукавил, ему просто очень хотелось поскорее снять нервное напряжение и
расслабиться.
— В Кремль мы прибыли ровно в двенадцать ноль-ноль, — начал он.
А дальше последовал подробный рассказ, иногда даже в лицах, с поглаживанием несуществующих
усов и грузинским акцентом.
— В конце беседы он пожал нам руки и пожелал успеха, закончил Георгий Николаевич и спросил:
— Ну, как? Впечатляет?
Виктор был в восторге от всего услышанного. Что же касается Анны Семеновны, то она,
помолчав, вздохнула:
— Все это, конечно, впечатляет. Но увы, в свое время он сердечно пожимал руки и даже
похлопывал по плечу очень многих...
Виктор с неудовольствием взглянул на мать, — он понял о чем она, но не одобрял ее намека.
Георгий Николаевич тоже, конечно, ее отлично понял, но и ему не хотелось сейчас об этом думать:
— Не надо, Аня, — проговорил он. — Не надо! Не время! — Он поднял последнюю рюмку: —
Пусть скорее придет наша Победа!
Потом они говорили о своих семейных делах.
— Ты не меняешь своего решения? — спросил Георгий Николаевич, обращаясь к Виктору. —
Может быть поедешь с мамой ко мне, а уж потом в армию?
— Нет, отец, — сказал Виктор, — не для этого я писал заявления военкому, чтобы потом убегать.
Виктор ожидал и опасался этого разговора. Анна Семеновна всплакнула: