признателен за баранку.
— Вспоминать тошно, — махнул рукой Бульба. Бабы их причитают, детишки криком
надрываются, вся живность по городу разбеглась — свиньи, куры, собаки... Одним словом — Содом и
Гомор-ра. — Он помолчал, посасывая люльку, и хмуро сказал: — Я с этим, парень, не солидарен... не
одобряю. В чем они виноватые перед нами? Они за Гитлера не в ответе... Тем паче, детишки ихние...
— Вы что же силой их выселяли? — удивился Виктор, которому и в голову не приходила мысль о
том, что немцы не хотели уезжать в тыл подальше от Гитлера, который по его мнению мог бы им
мстить за предательство Рейху.
— А ты как думал? — повернулся к нему Бульба, — конечно силой, кто же из родного дома уходит
по своей охоте! Только выселение делали не мы, а особисты из Москвы, аль из Саратова, того не могу
сказать, не знаю. А мы вокруг города с карабинами наизготовку лежали.
Виктор искренне удивился:
— Так значит их насильно?!
Бульба внимательно посмотрел на Виктора и ухмыльнулся:
— Да неушто ты и впрямь никак не поймешь что к чему? Их же, бают, по приказу самого
Сталина... Несмышленыш ты еще, парень, вот что я тебе скажу. Ты, видать, еще жизнь-житуху толком
не нюхал. Наверное жил не тужил и мозгой не шевелил. А надость кумекать что к чему, — Бульба
повертел корявым пальцем возле виска, и продолжал: — Надо понятие иметь, где чёт, где нечёт, где
орел, а где решка... Понял?
Виктор быстро взглянул на Бульбу. Его очень обидело слово "несмышленыш"
— Ишь какой великий мыслитель нашелся. — подумал он, — учитель хренов".
И решил проучить Бульбу, уничтожить его своей эрудицией.
— Да-а-а, — многозначительно проговорил Виктор, — это верно, немцы бывают разные. Одно
дело Гитлер с Геббельсом, другое — Гёте и Шиллер.
Бульба покосился на Виктора, пососал льльку, и не очень уверенно произнес:
— Люди говорят, что и Маркс с Энгельсом немцами были. — Это не совсем точно, —
наставительно произнес Виктор, — Маркс был наполовину еврей, а вот Бетховен, Мах, Авенариус и
Шопенгауэр — чистые немцы.
Бульба уважительно посмотрел на Виктора и полез в карман своих шаровар за второй баранкой.
— Я ж об том и толкую, — проговорил он, протягивая ее Виктору. — Накось, погрызи еще.
"Вот это другое дело, — победно подумал Виктор, а то несмышленыш..."
Виктор всегда считал себя мыслящей личностью с передовыми взглядами. Поэтому слово
"несмышленыш" больно задело его за живое. Но он почувствовал, что Бульба в чем-то прав и эта
мысль не покидала его весь день. Виктор и ночью долго вертелся с боку на бок на нарах, не мог
заснуть. Перед его глазами медленной чередой проплывали мысли-картинки, навеянные разговором в
конюшне: город Энгельс, в котором Виктор несколько раз был в конном наряде... образ старого друга
отца, студента-партгысячника по имени Вилли, который был родом из немцев Поволжья и всегда
носил фуражку "Тельманку" и высокие черные краги. А когда он вспомнил о том, как ошеломил
Бульбу водопадом великих имен, ему стало не по себе, он крякнул и натянул на голову одеяло, словно
хотел укрыться от своего хвастовства. "Интеллигент липовый. — думал он о себе. — Бульбу, видите
ли, словесами победил. А что я об этих Шиллерах сам знаю, кроме их имен на корешках книг в
дядиной библиотеке? " Мысли перенесли его в те далекие годы, когда он любил рыться в книжном
шкафу у дяди в Милютинском переулке. Перед ним поплыло лицо дяди Яна, потом вдруг Кутякова,
Ноделей... Потом он увидел Машу. Она что-то шептала ему, грозя пальцем. Виктору послышалось,
что она называла его Несмышленышем". И она туда же, — с обидой подумал он засыпая под утро, —
неужели я и впрямь еще мелочь пузатая...".
* * *
Анна Семеновна ошибалась, когда говорила Маше, что Виктор пребывает в счастливом неведении
насчет судьбы ее брата. Виктор давно, еще задолго до училища, понял, что дядя Ян арестован.
Сознавать это было для него мучительно трудно, он долгое время ощущал почти физическое
страдание. Но он убедил себя в том, что это страшная роковая ошибка, такая же роковая, как аресты
его любимого героя комкора Кутякова и старых большевиков Ноделей. Виктор был совершенно не
согласен с матерью, которая в их семейном кругу осторожно намекала, что всё это дело рук некоего