поскачу с ними вокруг стола... Пусть хохочут до упаду. . Ты видел, как детишки хохочут до пузырей?
Лучшего зрелища, доложу тебе, в мире не сыщешь!
* * *
... В то утро капитан Крутокоп, как обычно, наблюдал за передовой, медленно передвигая окуляры
стереотрубы вдоль линии немецких окопов.
— А знаешь, — обратился он к Виктору, — это мерзкое затишье наверняка перед сильной бурей.
Где-то что-то затевается, не будь я Крутокопом.
Они, окопные офицеры, не могли, конечно, знать, что именно в это время в Ставке созревал план
великой Курской битвы. Они узнали об этом лишь когда битва загрохотала. А в то утро они знали
только задачу в границах своего сектора: слева развилка, справа полевой стан, в лучшем случае —
задачу дивизиона или полка. Но они понимали, что весь огромный фронт состоит из таких же
секторов-капилляров, каждый из которых играл свою маленькую, но незаменимую роль в организме
любого боя, кампании, а в конечном счете и всей войны.
Днем Крутокопа вызвал командир дивизиона. Вернувшись, он развернул карту, ткнул пальцем в
высоту 101,5 и хмуро сказал:
— Сегодня ночью будем ее брать. Тебе приказано идти с командиром штрафной роты, —
продолжал Крутокоп. — Воюй с умом, слушайся командира роты, он мужик бывалый. Связь пусть
тянет сержант Ищенко, прихвати еще на всякий случай разведчика Санина. Дело ночное...
* * *
Виктор и двое его бойцов спустились в неглубокую балку, тянущуюся от берега Донца до самых
проволочных заграждений и сразу очутились по пояс в густом тумане. Долго шли по невидимой,
хрустящей под ногами, снежной тропе.
— Ищь, ты, покачал головой Ищенко, — шастаем как по речке, хоть бредень закидывай. — Точно,
— негромко ухмыльнулся разведчик Санин, —
здесь или рыбку соберем или мину подсечем... — Виктор осторожно шел впереди, зорко
вглядываясь в темноту, где-то здесь на склонах балки должен-был быть блиндаж командира роты.
Наконец впереди он увидел в тумане расплывчатые силуэты людей. А вот и тот самый блиндаж.
Неподалеку от него Виктор увидел две нестройные шеренги, перед которыми держал речь какой-то
офицер в кубанке и наброшенной на плечи шинели плащ-палатке.
— Ищенко, — сказал Виктор, — иди в блиндаж и подключайся к батарее, отсюда потянешь
нитку. . — Ищенко кивнул головой и направился к блиндажу, а Виктор и разведчик подошли поближе
к строю штрафников. Выступающий перед строем офицер, в котором Виктор узнал командира
стрелкового полка, заканчивал свое напутственное слово. — Я уверен, — говорил он, — что вы с
честью выполните приказ и, если понадобится, кровью искупите свою вину!
Нестройные шеренги качнулись, зашевелились, неразборчиво загудели. Вдруг раздался озорной
голос: — Сейчас бы для порядка — на старушку лет семнадцати! — Кто-то невесело рассмеялся, кто-
то поддержал горькую шутку, но большинство угрюмо молчали... — Старшина! — громко приказал
полковник, — выдать всем по двойной наркомовской норме! — Выпивая, они говорили: — Дай бог,
— не последнюю...
* * *
Командир роты, небольшого роста, уже немолодой старший лейтенант с зоркими, стального цвета
глазами, показал Виктору из своего ровика направление ночной атаки, ориентиры, которыми надо
пользоваться в темноте, границы коридоров, проделанных саперами в минных полях и проволочных
заграждениях.
— Учти, артиллерия, — сказал он, — огонек буду просить только в крайности. Бой будет
ближним, можно ненароком и по своим бабахнуть. Так что ты не психуй, и не суматошничай...
Понял? — Виктор молча кивнул головой.
В условленный час рота заняла исходный рубеж. Штрафники лежали в снегу, внимательно
вглядываясь в темноту, ждали условного сигнала. Глаза слезились от напряжения, сырая ночная
прохлада пронизывала тело. Прошло всего несколько минут, но Виктору они казались такими
томительно долгими, словно он лежал здесь целую вечность. Виктор поежился, поднял воротник
шинели, его начало знобить. Смотреть в лицо врагу бывает проще, чем ожидать невидимую
опасность, притаившуюся где-то там в ночи, в окопах, блиндажах, пулеметных гнездах... Что они там
тянут, ждут, пока немец заметит, что ли?" — зло подумал он. Наконец раздался тихий, протяжный,
похожий на свист ночной птицы, условный сигнал. Цепь дрогнула и поползла. Липкая земля,