приобретательства и тихого благополучия. Но среди них была супружеская пара, о которой даже они
говорили, что те не от мира сего. Это были старые большевики — муж и жена по фамилии Нодель.
Оба были небольшого роста, носили старомодные пенсне на шнурке и много курили. До революции
они долго жили в эмиграции и скитальческая жизнь на чужбине во многом определила их облик и
быт.
Своего позднего сына они назвали Робеспьером, и, наверное, поэтому Георгий Николаевич
называл Ноделя, в шутку, Маратом.
Однажды Виктор попал с Анной Семеновной к ним в дом. Они занимали две небольшие комнаты в
шумной коммунальной квартире. В комнатах было неуютно и пустовато, но царил культ книги. Они
лежали не только в переполненном книжном шкафу, но и на тумбочках, столах, подоконниках и даже
стопками на полу, возле кровати хозяев. Роза Нодель угостила гостей чаем и завела разговор с Анной
Семеновной о волнующем тогда всех Лейпцигском процессе над Георгием Димитровым и его
товарищами. Она горячо говорила о мировом мещанстве, которое, по ее словам, породило фашизм и
может погубить грядущую мировую революцию. Виктор слушал, проникаясь еще большим
уважением к строгой и всезнающей тете Розе. Но вскоре произошло событие, которое надолго
переполошило их коммунальную квартиру и дало повод Дружининым и другим друзьям Ноделей
беззлобно острить по поводу "устойчивых природных инстинктов красной Розы".
Дело было в том, что Роза Нодель вдруг приревновала своего супруга к одной из соседок по
квартире. Между супругами произошел крупный разговор. Он был похож на спор двух партийных
противников где-нибудь в кафе на берегу Женевского озера. Роза Нодель гневно бросала в лицо мужу
цитаты из классиков марксизма по проблемам семьи и брака. Она обвиняла его не столько в измене,
сколько в том, что он растоптал большевистские устои и превратился в мещанина. Исаак Нодель
закрывал маленькими волосатыми руками лицо и уши, крутил головой. Он не желал слушать эти
ужасные и несправедливые обвинения. Он их начисто отметал. Но Роза Нодель была непреклонна и
принципиальна, как и всегда в любом партийном споре, будь то в Женеве, Цюрихе или в Москве.
Потрясенный неслыханным обвинением Нодель-муж стукнул кулачком по столу и выбежал из дома.
Но когда он появился во дворе перед окнами своей квартиры, то увидел разгневанную супругу,
которая грозила ему пальцем и выкрикивала: — Ничего, товарищ Нодель, ничего! Вам не удастся
уйти от партийного ответа. Завтра же мы встретимся в парткоме вашего Наркомата. Вы жалкий трус и
перерожденец, товарищ Нодель!
Никто не знал, встречались ли они в парткоме. Судя по всему — нет, потому что скоро опять стали
вместе выходить на вечерние прогулки.
* * *
Наступил 1935 год, но трагический тридцать четвертый, год убийства СМ.Кирова, у всех еще
кровоточил свежей раной. В газетах выступали бывшие партийные лидеры-оппозиционеры, они
критиковали друг друга и присягали в верности Сталину. Тяжелые думы одолевали Дружинина. Он
сам был в партии с марта 1916 года, вступил в ее ряды семнадцатилетним парнем. Работая
лампоносом на шахте Щербиновского рудника в Донбассе, избирался делегатом партийных
конференций, несколько раз присутствовал по гостевым билетам на партийных съездах. Он всей
душой был за единство партийных рядов, считал, что Троцкий, Зиновьев и их сторонники своими
бесконечными дискуссиями и "платформами" ослабляют партию. Он отлично знал о революционном
прошлом этих людей, об их заслугах перед Революцией, о близости с Лениным. Но его поражало их
поведение — "Грешат и каются, каются и грешат, — с досадой думал он, — где же их большевистская
принципиальность, где их твердость в отстаивании своих взглядов? "
Он понимал, что бурные дискуссии на последних партийных конференциях и съездах вызваны не
только теоретическими и тактическими разногласиями, что это и борьба за лидерство в партии. Зная о
политическом завещании Ленина, он, тем не менее, считал, что лидерами должны быть не те, кто
будучи в меньшинстве, легко и просто признают ошибки и слезно каются в своих грехах, а твердый и
целеустремленный большевик, не сворачивающий с избранного пути. Именно таким, по мнению
Дружинина, был в этой борьбе Сталин. Но при всем этом, он не мог себе представить, что эти люди