— Выполняйте приказание! Быстро!
Ирина испуганно прошептала:
— Но... почему?
Виктор, наблюдая в бинокль, не оглядываясь, прошептал:
— Быстро в блиндаж!
Медведенко понял, что спорить бессмысленно, схватил Ирину за руку и потащил в блиндаж.
Виктор же, выхватив на ходу у нее из рук радиопередатчик, крикнул:
— Быстрее!
Через несколько секунд он уже сам передавал команды на батарею. Снаряды стали ложиться
совсем рядом: справа, слева, спереди, сзади. В воздухе, вперемежку с дымом, висела земляная и
снежная пыль, воняло гарью и порохом. Во рту Виктор чувствовал привкус свинца...
Передавая очередную команду, он заметил рядом с собой Медведенко:
— Ты зачем?!
Медведенко промолчал, а Виктор тут же забыл о нем. Корректируя огонь, он видел, как его
снаряды поражают врага, видел, как заметались немцы и поползли назад, оставляя убитых и волоча
раненых, видел, как офицер с пистолетом в руках что-то кричал, а потом вдруг, беспорядочно
взмахнув руками, рухнул на снег. И в это же мгновенье перед глазами Виктора вспыхнул огненный
фонтан, он был оглушен горячим ударом в голову. Земной шар вздрогнул и остановился. А Виктор
продолжал лететь в бездонную пропасть своего окопа...
Этим же снарядом был убит сержант Медведенко.
* * *
Ирина с огромным трудом тащила Виктора на плащпалатке в ближайший овражек. Он приоткрыл
глаза, увидел высокое голубое небо, потом оно расплылось в огненное пятно с дрожащими языками
пламени... Он опять потерял сознание. Иногда он ощущал на своем лице жестковатые, теплые
прикосновения. Это были обветренные губы Ирины. Целуя его, она, задыхаясь от усталости и
волнения, шептала:
— Родненький, Витенька... не умирай... пожалуйста... не надо... я же тебя... спасу. . Родненький...
От толчков по кочкам и рытвинам, от ее поцелуев, он то приходил в себя, то опять терял сознание..
Когда их увидели санитары, Виктор был в глубоком беспамятстве... а Ирина сидела рядом на снегу,
бессильно уронив голову.
* * *
Виктор Дружинин был тяжело ранен в голову. Несколько суток находился без сознания. Очнулся
на операционном столе во фронтовом госпитале, куда был доставлен на санитарном "У-2". Операция
была сложной. После нее ему долго не разрешали даже садиться на койке. Почти два месяца никто не
получал от него писем. Лишь одно короткое Письмо матери о том, что "жив и здоров", он
продиктовал дежурной медсестре, которая назвалась москвичкой, хотя была родом из Воронежа и
никогда не видела Москвы. Но она знала, что такое встреча земляков на войне, а тем более в
госпитале и ей очень захотелось, чтобы у симпатичного раненого старшего лейтенанта стало легче на
душе...
Вскоре Виктор получил целую гору писем. Из писем фронтовых друзей он узнал, что его
представили к ордену Красного Знамени, но где-то в штабах поскупились и он был награжден
орденом Отечественной войны первой степени.
Среди этих писем было и письмо от Ирины. Она писала, что всегда помнит своего любимого
командира и надеется на их будущую встречу. "Мы встретимся, — писала Ирина, — на балу в честь
Победы в Центральном парке Горького и будем танцевать с Вами на набережной всю ночь до рассвета
мой любимый вальс "Дунайские волны". А потом на лодке с голубым парусом совершим чудесную
прогулку по Москве-реке, в которой будут плавать белые и красные розы и яркие огни
круглосуточного салюта в честь Победы".
Виктор написал Ирине длинное письмо, в котором излил все обуревающие его чувства. И решив
подтвердить их строками Есенина, начертал красивым почерком:
Я помню, любимая, помню,
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось...
Написал и подумал: "Что-то ты в последних письмах, друг ситный, в лирику ударился, может
сентиментальность юношу одолела? Может быть вычеркнуть все это для ясности?" Но не вычеркнул,
оставил. А в конце письма сообщил ей свой московский адрес и просил писать побольше и почаще,
чтобы, когда он приедет домой его бы там ожидало целое собрание ее классических сочинений...
* * *
Виктор Дружинин пролежал в трех госпиталях почти полгода. При выписке из последнего