за то, что он вернулся домой, а их сыновья, его друзья, не вернулись. Ему казалось, что они считают
его таким подонком, который в трудную фронтовую минуту прятался за спины своих товарищей...
Стараясь доказать им, что это совсем не так, он стал выходить во двор не в гражданском пиджаке, а в
гимнастерке, к которой мать прикрепила гвардейский значок и пришила ленточки за ранения. Ордена
ему в то время еще не были вручены, потому что первое и второе награждение застали его в
госпиталях.
Но и в таком виде он старался не попадаться им на глаза.
* * *
Виктор часто переписывался со своими друзьями-батарейцами. В одном из писем ему сообщили,
что он награжден орденом Отечественной войны первой степени. Особенно часто он переписывался с
Ириной. В этих письмах они мечтали о встрече после войны. И каждый из них вкладывал в эту мечту
что-то очень желанное и сокровенное...
Но однажды Виктор получил письмо, которое его потрясло и в которое он не хотел, не желал
верить. Письмо было от химинструктора батареи, подруги Ирины. Она писала, что в одном из боев
Ирина была смертельно ранена и, умирая у нее на руках, просила передать Виктору ее последний
привет, "Что я и делаю, скорбя и оплакивая мою дорогую Ириночку", — писала она. Думая об Ирине,
Виктор вспоминал склоненное над ним ее испуганное лицо, глаза, полные слез, слышал обращенные
к нему ее слова, которые она шептала, как молитву. Виктор считал, что в те минуты эти слова спасли
ему жизнь. Гибель Ирины он переживал мучительно и долго.
* * *
...Было раннее, светлое утро. Виктор, как всегда, постелил коврик, раскрыл окно и приготовился
было сделать первый глубокий вздох. Но ... замер от неожиданности. В лучах восходящего солнца он
увидел стройную высокую березу. Он, вместе с другими деревцами, посадил здесь года за три до
войны маленькую березку. Руководила посадкой страстная поборница озеленения, участница
гражданской войны и жена бывшего красного латышского стрелка, толстая и добрая латышка Амалия
— хозяйка знаменитого петуха по имени Педро. Утерев ладонью взмокший от ударной работы лоб и
уперев натруженные руки в могучие бедра, она, наблюдая как работают ребята, проговорила:
— Старайтесь, малчишки, старайтесь. Если каждый московский малшик посадит в свой двор один
красивый деревец, то наша столица Москва будет совсем похож на мой прекрасный Рига. — И,
передохнув самую малость, опять сама бралась за лопату.
...Виктор, не отрываясь, глядел на березку. Редкие желтые листья на тонких оголенных ветвях
напоминали цвестистую кружевную шаль, облегающую ее поникшие плечи, а чуть склоненная
вершина была похожа на грустно опущенную голову солдатской матери, потерявшей на войне сына,
или солдатской невесты, так и не ставшей женой.
"Обелиск! — мелькнула мысль у Виктора. — Живой обелиск ребятам!" — Перед его мысленным
взором поплыли знакомые образы... Он увидел стройного и сильного красавца-грузина Юрку Чхеидзе
по кличке Князь; ловкого и непробиваемого вратаря дворовой команды — Володьку Афанасьева по
кличке Афатик; смелого и всегда готового встать на защиту друга, — Вальку Зубкова по кличке
Цыган; влюбленного в танго, брюки клеш и всех красивых девочек сразу, баяниста Сашку Грибкова
по кличке Гриб; исполнителя, а возможно и тайного сочинителя некоторых из множества нехитрых
задушевных песенок, гитариста Юрку Воробьева. Репертуар Юркиных песенок был разнообразен: и о
морских пиратах, и о девушке в серенькой юбке, и о беспросветной воровской любви, и о
революционном матросе Железняке... Ребята и девчата звали его Воробушком.
Ветви березы зашелестели от легкого порыва ветра. Виктору показалось, что они шепчут их
имена...
* * *
Незадолго перед новогодним праздником Виктор встретил в районном отделении Госбанка, куда
забежал получить очередную месячную пенсию по инвалидности, своего старого друга Илью
Боярского. Виктор слышал, что Илья уже давно вернулся с фронта, тоже списанный "по чистой",
женился на своей Майке и учится в каком-то институте. Но видеться им до сих пор не приходилось,
хотя Виктор и пытался узнать адрес его жены, где он теперь обитал. Они бурно обрадовались встрече
и решили отметить ее в соседнем баре за кружкой пива. По дороге Илья говорил: