************************************************************
В бананово-лимонном Сингапуре,
в бури,
Когда поет и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван…
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда у Вас на сердце тишина,
Вы, брови темно-синие нахмурив,
Тоскуете одна.
************************************************************
— Да, Вертинский, конечно, певец «куртуазности». — Вновь думаю я, уже обнимая своих лисичек и тут же добавляю:— Но он велик, своими оборотами и голосом, он просто вынимает душу.—
Оглядываюсь на девчонок, Светка, Лерка, милые. Сидят рядом, прижавшись ко мне как воробышки и глаза уже «на мокром месте», а я просто обнял их и еще сильнее прижал к себе обеих.
— Ну вроде успокоились? — Оглядываюсь я на них, а они и вправду уже спокойнее дышат, и в глазах уже мелькают улыбки, от того самого ощущения «живого тепла» родного человека.
Но Вертинский, снова бьет по нервам затягивая «То что я должен сказать»:
************************************************************
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть не дрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!
************************************************************
И это правда бьет наотмашь и безжалостно, та страшная история с брошенными на штыки красной Гвардии юнкерами, бессмысленно и беспощадно. Девчонки тоже в курсе и уже неприкрыто рыдают, так же как и пол зала.
— Ну что же, это надо помнить, чтобы такое больше не повторилось. — Думаю я и еще:— В этом мире, к счастью, позже сумели остановиться, договорились и больше таких случаев не было. Одна из переломных точек получается?—
Но Вертинский, опытный артист и он немного разряжает обстановку своим полушутливым «Без женщин»:
************************************************************
Как хорошо без женщин, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас еще ревнуют!
Как хорошо без театральных сцен,
Без длинных «благородных» объяснений,
Без этих истерических измен,
Без этих запоздалых сожалений.
И как смешна нелепая игра,
Где проигрыш велик, а выигрыш — ничтожен,
Когда партнеры ваши — шулера,
А выход из игры уж невозможен
************************************************************
И все заулыбались, даже девчонки.
— Всем это знакомо, конечно, перегнуто многое, но все равно, знакомо. Это женская природа, но настоящий мужчина свою женщину всегда развернет в правильном направлении и эти проблемы исчезнут сами. — Думаю я и ловлю в ответ улыбки моих лисичек.
Концерт заканчивается, у Вертинского здесь всего несколько песен, так принято и я предлагаю:
— Пойдем, прогуляемся—
Света охотно соглашается, а Лера говорит:
— Я уже договорилась, меня ждут. — И убегает в неизвестность, а мы со Светой идем по Арбату, доходим до знакомого музыканта, я здороваюсь и предлагаю Свете:
— Хочешь спою, новую. Ты еще не слышала.—
Она с готовностью кивает и застывает в ожидании, а я уже привычно присаживаюсь рядом с музыкантов и спрашиваю:
— Друг, тебя как зовут-то?—
— Петр. — Отвечает он.
— Дашь спеть? — Спрашиваю я и потом смеясь добавляю:— Потом будешь рассказывать, что с будущим императором на Арбате пел. Или еще лучше, я тебя к себе возьму, будешь помогать мне прекрасных дам очаровывать. Хотя, у меня уже есть, прекрасная и больше, вроде и не надо.—