— ...Я узнала кое-что про Альберта фон Фальц-Фейна, решила непременно тебе рассказать. Пришлось пойти на маленькое должностное преступление, нарушение «прайваси».
— Нарушение чего?
— В Европе сбор информации о частной жизни человека считается недопустимым. Папарацци не в счет. Воспользовалась служебным положением — я знаю где и каким способом добывать нужную информацию.
— Да здравствует Интернет?
— Не совсем верно. Да здравствуют закрытые корпоративные сети, к которым у меня есть доступ... Могу поинтересоваться, где ты лоб разбил?
— На лестнице упал. По пьяни...
Сразу отправились на кухню, Славик принялся загружать холодильник. Алёна извлекла из фирменного бумажного пакетика темно-коричневую с золотом банку:
— Вот, премиум-класс, арабский, купила в «Астории». Не могу жить без хорошего кофе, а у тебя одни пакетики «три в одном», которыми и американские бомжи брезгуют.
— Много общалась с американскими бомжами?
— Приходилось, я часто летаю по работе в Нью-Йорк. Кофеварки у тебя разумеется нет, может турка найдется?
— Где-то была, посмотри в буфете.
— А зачем тебе корм для морских свинок? — Алёна взяла со стола коробку с зерновой смесью. — По совету Натальи решил завести домашних животных?
— Ем на завтрак, с молоком, — хмыкнул Славик. Эх, знала бы ты, где именно сейчас пребывают «домашние животные»! — Как мюсли.
— На тебя кофе варить или предпочтешь пиво?.. В таком случае сделай сандвичи.
— Бутерброды... Отвыкай.
Чинно расселись, принялись за файв-о-клок («Полдник, — поправил себя Славик. — Эдак я вконец обуржуюсь»), Алёна заинтересованно поглядывала на экран стоящего поодаль ноутбука — Славик не обратил внимания, что открыта недавняя фотография той стороны: два камня и стоящая на левом валуне клетка со свинками и видеокамерой.
Ай как скверно, на ерунде спалился!
К вящему облегчению Славика, ненужных вопросов Алёна задавать не стала. Перешла к делу:
— Барон Фальц-Фейн последние четыре месяца из Лихтенштейна не выезжал, следовательно навещать твою бабушку в больнице не мог — старик болеет, сам с прошлого лета лежит в госпитале. Однако, не это самое любопытное. В девяностых годах барон побил все мыслимые рекорды по части путешествий — колесил по миру буквально не вылезая из самолета. Вообрази, ездил даже в Антарктиду, четырежды. Никакой это не туризм, не похоже: прилетел в Лондон, провел там сутки, оттуда сразу в Чили, два дня в Сантьяго, потом в Канберру, из Канберры в Гонконг. И так далее. Всегда арендовал небольшие реактивные самолеты, фирм предоставляющих подобного рода услуги на Западе хватает...
— Активный старичок, — покачал головой Славик. — Он что, очень богат?
— Не то слово. Состояние плюс недвижимость оцениваются в два с небольшим миллиарда Евро, можешь пересчитать, сколько это в долларах...
— Откуда такие немыслимые деньги у потомка нищего эмигранта?
— Что-то Фальц-Фейны после революции смогли вывезти, — сказала Алёна. — Немного, конечно. В тридцатые годы Альберт работал спортивным журналистом, во время войны отсиживался в безопасном Вадуце, держал магазин сувениров — пивные кружки, куклы и прочая дребедень. В начале пятидесятых неожиданно разбогател. Налоговые претензии ему никогда не предъявлялись, ни одного судебного процесса или газетного скандала, репутация безупречная. Спрашивается, откуда взялись два миллиарда?
— Ну и откуда?
— Понятия не имею. Ничего не нашла! Шито-крыто. На бирже он не играет, акций «Майкрософт» в активе нет, наркотиками и оружием наверняка не торгует. Развлекается благотворительностью, за что получил несколько орденов, включая французский «Почетный легион». Прямых наследников у барона нет. Подводя итоги: твоя бабуля дружила с очень странным человеком.
— Да она мне и не бабуля по большому счету...
— То есть как? — опешила Алёна. — А кто?
— На старости лет мадам Кейлин вышла замуж за моего двоюродного деда. Вместе прожили года четыре, потом дед умер. Вот и всё. Она не кровная родственница.
— Ты хочешь сказать, будто чужая тетушка запросто отписала тебе шикарную квартиру на Мойке? Н-да, чудеса в этом мире все-таки случаются...
— Еще какие, — многозначительно ответил Славик, успевший за последние дни получить к слову «чудеса» стойкую аллергию. — Вернемся к барону. Почему ты считаешь его «странным»? Миллиардное состояние и пристрастие к путешествиям ни о чем не говорит — вдруг человеку просто нравится летать на самолетах?
— Где открытки, которые я отложила?
— На полочке, — Славик встал и дотянулся до почтовых карточек. — Зачем тебе?
— Даты, — Алёна постучала холеным ногтем по открытке на которой значилось: «Открылось в Барселоне. ФФ.» — Память у меня отличная, грех жаловаться. Штемпель. Седьмое апреля двухтысячного года, верно? Это последнее такое сообщение отправленное обыкновенной почтой, вероятно потом бабушка обзавелась Интернетом, как-никак двадцать первый век. Вчера я проверила базу данных немецкой фирмы «Köln-Interluft», где барон обычно заказывал самолеты... Никаких ошибок: седьмого числа вечером Фальц-Фейн вылетел чартером из Вадуца в Барселону, где провел пять дней. Затем вернулся обратно в Лихтенштейн.
— И? — Славик никак не мог уяснить, к чему клонит эта чересчур дотошная девица.
— Осталось поднять онлайн-архивы испанской и в частности барселонской прессы за период от седьмого до двенадцатого апреля двухтысячного и посмотреть, о чем писали газеты.
— Да никакой ты не филолог, ты мент!
— Не хами. Для тебя же стараюсь. Испанский я знаю лишь на бытовом уровне, но и этого хватило, чтобы выяснить: в политике и экономике тогда ничего экстраординарного не происходило, светская хроника разнообразием не блистала, в культурной жизни весенний застой. Какой раздел мне пришлось изучить от и до? Отгадаешь с трех попыток?
— Уголовка? Происшествия? — мигом догадался Славик.
— Ты умнее, чем хочешь казаться. Именно! Если не веришь, вот распечатки, — Алёна вытащила из сумочки сложенные вдвое листы, передала Славику. Посмотрел, безразлично пожал плечами — единственными известными ему испанскими словами были «мучачос» и «хихо де пута».