Но я не стал черпать ее. Даже не прикоснулся. То, что сидит внутри меня — табу. Не напоказ. Сегодня мне хватит и собственной силы.
Руки сами собой сделали короткое движение и меч отправился в полет. Навстречу резкому яркому свету.
Я больше не слышал отсчет, но знал, что действовал вовремя. Точно. Летально. Быстрее своего визави.
Звуки нахлынули волной: короткий вскрик, ужасающий вздох, сталь, разрывающая воздух.
Впрочем, свечение не исчезло, а лишь слегк потухло, и из яркого живого фонтана превратилось в едва заметные тихонько тлеющие угольки.
В горле застрял ком. А на языке четко чувствовался вкус металла, что должен был пронзить моего врага.
Неужели промазал? Глаза открылись сами собой.
Передо мной больше не было Акселя. Малец скрылся в тени могучего древа по имени Рафаэль. Старший брат держал в ладони лезвие моего клинка, что едва пронзило моего оппонента. По лезвию стекала кровь, орошая свежей росой старый деревянный пол.
Кап-кап-кап.
Ни голоса. Ни вздоха. Ни шепота. В тренировочном зале царила тишина, и моросил теплый, мелкий, багряный дождик.
— Я же просил, — громогласно произнес Рафаэль, — Никого не убивать.
***
Кристоф Шевалье,
политик, глава семьи, безнадежный отец.
Пусть в поместье Шевалье и не было такого же тронного зала, как в императорском дворце, но свое место поклонения и почитания силы имелось. С вывешенными знаменами, величественными колоннами и одним очень неудобным троном. Точнее, креслом, стилизованным под трон. Именно на этом месте и сидел глава семьи, размышляя о неисправленном прошлом и неминуемом будущем.
Именно эти думы и заставили его в свое время перенести резиденцию детей из столицы в Москву. Да, это в некоторой степени ограничило их возможности, но зато обеспечило непреклонную безопасность. И заодно спрятало их от цепкого взгляда свиты императора. Уж слишком многим не по душе непререкаемая верность отчизне некогда французского рода.
Впрочем, слухи и козни врагов обратятся в пыль перед силой. И именно ее Кристофу и хотелось воспитать в наследниках вне Петербурга. Ведь именно в Москве многое можно решить не только влиянием, но и деньгами. А ни в том, ни в другом его семья недостатка не испытывала.
К сожалению, не все в мире возможно решить деньгами и влиянием. Именно поэтому Кристоф отправил на север Матиаса, ребенка от второй жены. Что-то недоброе зреет в некогда великих семьях северных дворян. Проблемы нужно решать еще до того как император о них подумает.
В последнее время великому магу все чаще вспоминались дети. Да, он воистину постарался. Пусть и не как отец или дед, но потомство оставил достаточное, чтобы род не угас и продолжал развиваться. Ведь только в битве рождается сила.
Вот и зимний прием не за горами, где главу рода, похоже, опять будет сопровождать Рафаэль. Все-таки сила первого брака с лихвой передалась детям. По крайней мере двум из трех: Рафаэль и Беатрис показывают недюжинный рост, и лишь Аксель пока среди отстающих.
Как глава семьи, Кристоф не мог слишком явно вмешиваться в борьбу детей. Лишь защищать их от внешних сил. Никому кроме главы не позволено вредить собственным детям. А без надобности, и Кристоф не станет лезть в их дела.
Вопреки всеобщему мнению, свободолюбивость, инициатива и характер — не наказуемы. Наоборот. Поощряемы. Иначе такими темпами борьба закончится даже не начавшись.
Вот бы кто-нибудь… удивил?
Что за крамольные мысли лезли ему сегодня в голову? Возможно, старость берет свое.
Но опытный зверь всегда опаснее молодого. И сдаваться не в его правилах.
— Камердинер, — спокойно позвал Кристофф слугу.
К его удивлению, никто не отозвался. Странно. Ни один слуга в поместье в Петербурге не может не выполнить приказа.
И дело вовсе не в бесконечной верности или тщательном подборе персонала. Нет, этим, конечно, тоже занимаются компетентные службы, но главная сила рода — это клятва.
Тайная и древняя. О которой посторонним знать не следует.
— Камердинер! — впервые за долгое время повысил голос Кристоф.
Да что же произошло?
Однако ждать больше не пришлось.
В зал впорхнул морщинистый, но крепкий мужчина, с папкой бумаг в руках.
— Будешь наказан, — почти безразлично проговорил глава рода.
— Как прикажете, — низко поклонился камердинер, — Но сначала, не хотите ли новости?