– Ну, а я подумала, – заявила Мопса секунду спустя, так и не дождавшись ответа. – Я думаю, нам надо сходить к Вальдасу, он может что-нибудь подсказать.
– Кто такой Вальдас?
– Никто. Просто старик. Но он всегда тут торчит и обо всем знает.
Эта мысль показалась Лайаму разумной. В каждом порту, неважно, мал этот порт или велик, всегда найдется старик (чаще всего – бывший матрос), который способен в подробностях изложить историю каждого корабля, каждого моряка и каждой бухты пеньки.
– А ты с ним знакома?
– Знакома? – переспросила Мопса с таким видом, словно Лайам ее оскорбил. – Ха! Да он в каждый Праздник богов кормит меня хлебом!
– Тогда веди, – буркнул Лайам, но тут же опомнился и чопорно поклонился.
И Мопса повела его, уверенно пробираясь через толпу торговцев, погонщиков и рыбаков и время от времени поглядывая через плечо, не отстает ли ее спутник.
Они нашли Вальдаса на боковой пристани. Он – по чьей-то, видимо, просьбе – приглядывал за разгрузкой лодки, заставленной горшками с угрями. Старик оказался очень древним, но выглядел бодро; на выдубленном ветрами лице его были отчеканены все годы, проведенные в море, а из впалого рта гордо торчали три желтых зуба. Наряд ветерана состоял из нескольких слоев разнообразных одежек, прикрытых для верности грубой морской робой, обмотанной сверху ярко-красным шарфом. Один из рукавов робы был пуст, и Мопса подергала за него.
– Вальдас, – позвала она и дернула еще раз. – Можно с тобой поговорить?
Старик повернулся, и морщинистое лицо его засветилось от радости.
– Клянусь всеми богами, это же… нет, не Тарпея… да и не Доркас, конечно… это уж точно нет!.. Это… да, что же я?.. Ба! Да это же Мопса! Только подросшая и одетая как мальчишка!
– И вовсе не как мальчишка!
Старик продолжал сиять – возмущение Мопсы его нисколько не огорчило.
– Ты пострижена коротко, вот и выглядишь как мальчишка.
– Но одета не как мальчишка!
– Ну да, но подстрижена-то так. Ну, давай-давай, маленькая Мопса, поговори со стариком. Ты теперь нечасто забегаешь сюда – не то, что раньше. А в таком красивом наряде тебя тут и сроду не видывали.
Девочка подавила вздох и указала на Лайама:
– С тобой хочет поговорить мой дядя.
– А, так у тебя теперь есть дядя – вот хорошо-то! – и настоящий господин… Добрый вам день, мастер, и попутного вам ветра. Это вы хорошо сделали, что купили Мопсе новенький плащ, а то она вечно ходила в обносках – правда, я ее не видел уже, наверное, год и даже стал удивляться, куда это она подевалась.
И он с обезоруживающей улыбкой поклонился Лайаму.
– И вам добрый день, Вальдас, – поклонился в ответ Лайам. – Мопса сказала, что вы знаете обо всем, что происходит в порту.
– Ну, можно сказать и так. Я забрасываю сети, а новости заплывают в них сами, – радостно сообщил старик. – Хотя мои сети будут ваших-то поскромней – вы ведь важный господин и так хорошо одеты. Я по большей части сижу в своей старой лачуге, – Вальдас неопределенно махнул рукой в сторону доков, – и слушаю все, что можно услышать. Только вряд ли то, что я слышу, может быть интересно такому человеку, как вы. Холодный сегодня денек, не правда ли?
– И вовсе сегодня не холодно, а даже тепло! – возразила Мопса, но Лайам поспешил согласно кивнуть. Он успел заметить, какие чертики проскочили во внешне невинном взгляде старого моряка.
– И впрямь очень холодно, – сказал Лайам. – Может быть, если у вас есть минутка, мы бы с вами зашли куда-нибудь, где можно выпить чего-нибудь согревающего, а там уж и посмотрели бы, сможете ли вы мне помочь?
– Однако! – воскликнул Вальдас. Он явно был приятно удивлен и растроган. – Однако! Это было бы для меня большой честью и большим удовольствием и повеселило бы мне сердце! Мы можем дойти до “Зеленых угрей”… э, нет, не можем, сейчас слишком рано… а “Женушку фрипортца” почему-то закрыли… и “Горшок с похлебкой” нам не годится – там не подают выпивку до полудня… Знаете, сэр, боюсь, сейчас в округе нет ни одного приличного заведения, куда бы мы могли заглянуть.
Старик почесал в затылке, возмущаясь подобным положением дел, потом подмигнул Лайаму.
– И если подумать, сэр, сейчас-то я занят – слежу за разгрузкой, – он ткнул пальцем в сторону лодки, уже успевшей, впрочем, и без его присмотра распроститься с большей частью горшков. – А то ведь все, что у меня есть, – одна рука, два глаза и немного мозгов, так что я не могу с утра разгуливать по тавернам.
– Я вас понимаю, – сказал Лайам, вежливо улыбнувшись. – Но, может быть, мы тогда побеседуем здесь? А уж потом, когда вам будет удобно, вы выпьете за мое здоровье.
Он многозначительно опустил руку в карман. – Ну что вы, сэр, как можно! – запротестовал старик с такой самозабвенной искренностью, что Лайам чуть было не рассмеялся. – Это нельзя… это… так тут не делается… впрочем, разве что за здоровье… за ваше и за девчушкино, а вовсе не за мое! Исключительно из почтения, и если уж вам так того хочется, сэр!
Лайам достал серебряную монету и вручил ее старику.
– Да, Вальдас, мне очень того хочется.
– Сэр, вы так добры! Сразу видно важного господина! Мопса, твой дядя – большой человек, – это видно и по его манерам, и по той красивой одежке, которую он купил для тебя. Сэр! Исключительно за ваше здоровье! Итак, о чем бы вы хотели узнать?
Беседа заняла не так уж мало времени – из-за склонности Вальдаса уснащать свою речь цветистыми оборотами, но все-таки Лайам выяснил, что старик и впрямь видел, как в памятную ночь на борт “Удальца” поднялись мужчина и женщина, после чего корабль поспешно поднял паруса и вышел в море. Но когда Лайам высказал предположение, что эти люди, должно быть, обычные пассажиры, заплатившие за проезд, старый моряк зашелся в приступе смеха и долго не мог уняться.
– Ха! Заплатившие за проезд! Ох, сэр, ну вы и шутник! Только не подумайте ничего обидного, сэр… Ну надо же такое сказать! Заплатившие за проезд! Где же такое видано? Зачем бы им платить за проезд?
– А почему бы и нет? – поинтересовался Лайам. Что тут смешного, он не понимал, но на всякий случай предпочел улыбнуться. – Как же иначе они могли попасть на корабль?
Вальдас на миг перестал хихикать, но лишь потому, что закашлялся.
– Говорите, как же иначе, сэр? Да просто прошли по сходням – и все! Потому что этот мужчина – капитан корабля, а капитан корабля – этот мужчина!
– Вы точно в этом уверены?
– Так же точно, как в том, что море мокрое, сэр. Теперь я сплю мало, – не то что в прежние времена, – я своими глазами видел, как они поднимались на борт, капитан Перелос и дамочка. Я отлично это помню, сэр, потому что потом капитан стал орать на матросов. Он был злющий как черт и сыпал приказами, и полночи не давал мне уснуть, – хотя в том особой потери не было, сэр, все равно я сплю мало, старость не радость.
– И что, кроме этого капитана и его спутницы на корабль больше никто не садился? Других пассажиров на борт не брали?
Лайам задал этот вопрос для очистки совести. Круг замыкался, факты укладывались в обдуманную не единожды схему, оставалось лишь поставить точку и напрочь обо всем этом забыть.
– Нет, сэр, ни единого, – просиял Вальдас, – да и откуда им быть? “Удалец” – это всего лишь несчастная шхуна, сэр, – одна мачта, парусов мало, – крепкая, правда, и бурю выдержит. Да и большого груза она никогда не брала – так, письма, посылки, ну и, конечно, деньжата, – обычное почтовое судно… для пассажиров там даже нет кают.
Все вроде сходилось, и только одно словечко в велеречивом ответе старого Вальдаса стояло торчком. Лайам насторожился и решил уточнить:
– Деньжата?
– Да, сэр, или, если вам больше нравится, – деньги… когда два, когда три сундука, доверху набитых монетами. Многие здешние толстосумы используют “Удалец”, чтобы пересылать плату своим поверенным – всяким мелким торговцам на побережье, которые перепродают их товары. На “Удальце” обычно еще плавает отряд солдат, – да и судно надежное, не похоже, чтобы оно вдруг взяло да и затонуло в какой-нибудь шторм, – потому примерно раз в месяц Перелос берет на борт денежки разных торговцев и поручительства и развозит их доверенным лицам, или кредиторам, или кому ведено, а потом возвращается со счетами, бумагами, а иногда и с полным карманом, хотя по большей части все так складывается, что кошелек его не очень-то полон.