Несколько раз совершались «походы» в Воскресенский монастырь (Новый Иерусалим) и в Троицкую лавру. Последнюю Елизавета навещала не менее трех раз в каждый приезд в Москву и считала долгом придать очень своеобразный характер этому: пройдя в день верст пять, она возвращалась в карету к исходному пункту, отдыхала, потом опять шла пешком, опять ехала в карете — нужно было только пройти известное число верст, хотя бы при этом и приходилось топтаться на месте. Такой «поход» длился целые недели, иногда не меньше месяца. В лавре устраивалась торжественная встреча: архимандрит в воротах монастыря говорил приветственную речь, семинаристы, в белых одеждах, с венками на головах и зелеными ветвями в руках, пели сложенные ad hoc канты, палили пушки, зажигалась иллюминация. Дня три — четыре проходили в хождении по церквам и пирах в императорских покоях и у архимандрита. В Воскресенском монастыре Елизавета любила справлять именины (5 сентября) с целою толпой придворных, деля время между молитвой и вечеринками во дворце.
Современники отмечают новое усиление придворной роскоши в царствование Елизаветы.
«Двор, — говорит кн. М. Щербатов, — подражая или, лучше сказать, угождая императрице, в златотканые одежды облекался; вельможи изыскали в одеянии все, что есть богатое, в столе — все, что есть драгоценное, в питье — все, что есть реже, в услуге — возобнови древнюю многочисленность служителей, приложили к оной пышность в одеянии их».
Известную роль в этом случае сыграла, конечно, строгая регламентация представительства, простиравшаяся на экипажи, число прислуги, костюмы. Для каждого придворного съезда назначался особый род костюма — робы, самары или шлафоры для «женских персон», цветное или «богатое» платье для мужчин. Военные при дворе не имели права танцевать в мундирах. В маскарадных костюмах, даже на «публичных» маскарадах, не допускались хрусталь и мишура. Иногда эта регламентация принимала даже экстравагантный характер.
В 1744 году, по приказу Елизаветы, мужчины должны были являться на придворные маскарады в женском платье, женщины — в мужском. Ничего не могло быть, по словам Екатерины II («Записки»), безобразнее и забавнее этого зрелища: дамы в громадных фижмах казались гигантами в сравнении с кавалерами, которые выглядели мальчиками в своих придворных кафтанах. Метаморфоза никому не была по душе, кроме императрицы, которая, обладая стройным станом и очень красивыми ногами, выигрывала в мужском костюме.
Вообще Елизавета любила страстно наряды, и если они не блистали особым изяществом, зато богатство и количество их были изумительны. Она сама рассказывала Екатерине, что после пожара головинского дома в огне погибло 4000 ее платьев, а после ее смерти Петр ПІ нашел в ее гардеробе более 15 000 платьев, два сундука шелковых чулок, несколько тысяч лент, башмаков и туфель и пр.
Обилие и богатство при сомнительном вкусе — характерная черта роскоши общества, еще не вышедшего из варварского состояния. На фаворите Алексее Разумовском, милостью его высокой подруги, не жалевшей для него казенного сундука, сияли, в виде аляповатых бриллиантовых пуговиц, апилет и орденские знаки.
В 1923 году Василевский писал:
«Всю жизнь боявшаяся покушений и заговоров, все дни свои ждавшая переворота, Елизавета Петровна очень внимательно относилась к вопросу о своем наследнике. Она знала, что ее, выражаясь мягко, легкомысленный образ жизни известен всем, и даже не пыталась поэтому передать престол кому-нибудь из своих внебрачных детей. «Это будет непрочно», — решила раз и навсегда Елизавета и детей своих от разных отцов раздала под чужими именами вельможам.
На роль наследника престола ею был избран принц Гольштейнский Карл Петр Ульрих.
Этот назначенный ею наследник (по определению всегда ехидного В. О. Ключевского, «самое неприятное из всего неприятного, что только оставила после себя императрица Елизавета») был ее племянником, сыном сестры Елизаветы и внуком шведского короля Карла XII. Вследствие этого мальчику, кроме трона маленького герцогства Гольштейнского, «грозила серьезная опасность стать наследником двух крупных престолов — шведского и русского».
Поначалу маленького Карла Петра Ульриха готовили к шведскому престолу. Он изучал шведский язык, лютеранский катехизис, латинскую грамматику. О России, русском языке он не имел и понятия. Но вот испуганной Елизавете понадобилось укрепить свой трон назначением «законного престолонаследника».