Время уходило на парады, смотры и тому подобное переливание из пустого в порожнее, и занятия с целым рядом лиц, приглашенных читать цесаревичу специальные курсы, шли спустя рукава и урывками. Сперанский доказывал юноше, что право остается правом лишь до тех пор, пока оно покоится на правде, в противном случае оно уже не право, но произвол. Но как могло это запечатлеться в душе юноши, если данная ему власть над безмолвно покорными войсками была сплошным проявлением личного произвола? Граф Канкрин читал цесаревичу курс о денежном обращении и финансах, барон Бруннов знакомил его с дипломатическими отношениями России и держав, но Николай I, любивший властвовать безгранично и бесконтрольно, не давал возможности сыну вмешиваться в какую бы то ни было область государственного управления. В 1837 году он послал Александра в сопровождении Жуковского и генерала Кавенина в путешествие по Сибири. Какую бы цель он ни преследовал при этом, меньше всего жестокий и мстительный Николай желал, чтобы Александр вошел в какое бы то ни было соприкосновение с декабристами, этими величайшими мучениками земли русской. Когда Николай сам подверг в 1825 году инквизиторскому допросу Николая Александровича Бестужева, тот сказал ему смело и открыто: «В этом-то и все несчастье, что Ваше Величество можете сделать все, что Вам угодно, ибо Вы стоите выше закона. Мы добивались лишь того, чтобы судьба Ваших подданных в будущем зависела только от закона, но никак не от Ваших капризов».
Николай выслушал эти слова спокойно и говорил позже, что во время всего своего царствования он надеется не быть вынужденным выслушать столько горькой правды, сколько выслушал он от одного Бестужева. Красивые, но пустые слова! Во все время царствования Николая вся Россия вопияла горько к небу о правде, праве и законности, но ближайшие приближенные Николая достаточно хорошо позаботились, чтобы эта правда никогда не дошла до его ушей. Цесаревичу во время его поездки по Сибири также было показано только лишь внешнее благополучие и фальсифицированное общее довольство. Тем не менее Александр виделся с некоторыми декабристами, говорил с ними, утешал их и взял на себя роль заступника за них перед отцом. Николай сменил гнев на милость: некоторые декабристы назначены были солдатами в кавказскую армию, а другим разрешено было переселиться в тот или другой из сибирских городов. Юноше Александру нравилось играть роль милостивого цесаревича: будучи назначен канцлером Гельсингфорского университета, он принимал меры, способные несколько примирить финляндцев с режимом его отца, нарушавшего на каждому шагу финляндскую конституцию; он сумел достать себе и читал с удовольствием остроумные мемуары Петра Александровича Валуева, бичевавшего русскую администрацию и чиновничество, благодаря его заступничеству были в 1848 году помилованы приговоренные к смерти венгерские инсургенты. Но и только. Николай не позволял сыну заходить дальше заступничества и маленьких просьб.
Доказано даже, что Николай приказал пресловутому Третьему отделению следить за каждым шагом Александра и доносить ему о результатах этого надзора. Чтобы держать сына подальше от Петербурга, Николай часто посылал его за границу с какой-нибудь пустячной миссией к иностранным дворам. Кроме того, Александр объездил южную Россию, Кавказ и Армению. Казалось бы, эти путешествия должны были познакомить Александра с русским народом и различными народцами, которыми он в будущем должен будет править, с их нравами, обычаями и образом жизни, но губернаторы и полицмейстеры заботились о том, чтобы будущий царь знал одну лишь внешнюю, показную сторону русской жизни.
Догадываясь, что русскую жизнь старательно и сознательно фальсифицируют перед его глазами, и мечтая о том, что такая-то и такая-то стороны русской жизни должны быть реформированы, Александр вполне уже освоился с мыслью, что раньше или позже он будет безраздельным властелином над всей колоссальной Россией, над всем многомиллионным русским народом, тем более глубоко и тяжело был он поражен, когда его младший брат Константин стал предъявлять права на русский трон.
«Ты, — говорил он Александру, — родился еще тогда, когда отец был только лишь еще великим князем. Я же родился, когда отец уже носил на голове корону. Я родился в пурпуре, и только я один имею право наследовать отцу.»
Александр, однако, и не думал уступать, подобно своему дяде Константину Павловичу, брату свои права на престол. К его счастью, император Николай стал на его сторону и, умирая, призвал к себе Константина, чтобы взять с него клятву в преданности и миролюбии по отношению к старшему брату. Константин действительно поклялся одним из первых в верноподданничестве Александру, когда несколько дней спустя Николай умер и его старший сын под именем Александра II вступил на престол.