Вернувшись с Енисея, Яков Михайлович колол дрова, задавал корм корове, убирал навоз, затем топил печку, кипятил воду и готовил завтрак. Часов в восемь вставали ребята. Яков Михайлович умывал и одевал их. Возня с ребятами также осталась за ним, и, несмотря на мои протесты, он не давал мне в это дело вмешиваться.
Год 1917.
Добралась я с ребятами до Питера только 2 июля 1917. Из Монастырского мы выехали еще в начале июня, с первым пароходом, но на дорогу ушло около месяца. Известить Якова Михайловича о нашем приезде заблаговременно я не пыталась, понимая, как он занят.
Переночевав у знакомых, утром 3 июля я захватила ребят и пустилась на розыски Якова Михайловича. От встретившихся товарищей я узнала, что в первой половине дня его легче всего застать в Секретариате ЦК. Они же сообщили мне адрес Секретариата, и я отправилась на Коломенскую.
Отыскать здание гимназии, где помещался Секретариат ЦК, не составило труда. Взяв ребятишек за руки, я начала взбираться с ними по лестнице, как вдруг прямо на нас чуть не налетел какой-то человек, стремительно спускавшийся вниз, прыгая через две-три ступеньки. Я в полумраке было не разобрала, кто это, и поспешно отстранила ребят, уступая дорогу, но он внезапно остановился:
— Кадя! Ты? Звереныши!
В следующую же минуту Яков Михайлович — это был он — подхватил Верушку на руки, болтал с Андреем, сыпал вопросы. Собирался он куда-то ехать, но поездку тут же решил отложить, и мы вместе поднялись в Секретариат ЦК.
Яков Михайлович познакомил меня с Еленой Дмитриевной Стасовой, с Менжинской, Веселовским и другими товарищами, находившимися в это время в Секретариате.
Ребят он беспрестанно тормошил и прямо-таки с упоением демонстрировал каждому, кто только появлялся в Секретариате.
— Никуда сегодня не пойду, — басил Свердлов, — и сюда не вернусь. Беру отпуск. На сутки!
Как только я начала работать, ребята остались без присмотра. А тут еще и кормить их было нечем. С продовольствием в Питере было плохо. Сами мы с Яковом Михайловичем питались как попало, где придется, но положение детишек нас волновало. Не всякий день удавалось достать для них еду, да и что это была за еда! Однажды, например, мне повезло, и я купила на Невском головку голландского сыра и фунта два яблок, которыми и кормила Андрея и Верушку целую неделю. В другой раз Борис Иванов, перебравшийся из Красноярска в Питер и возглавивший союз пекарей и булочников, принес буханку белого хлеба. Но такие праздники выдавались нечасто.
Мы с Яковом Михайловичем долго ломали голову и в конце концов решили отправить ребят к деду, в Нижний Новгород. Там они по крайней мере хоть без хлеба сидеть не будут. Правда, Яков Михайлович был у отца в последний раз в 1910 году, но что же было делать?
К нашей радости, дед с охотой принял внучат, хоть жилось ему нелегко, и ребята были устроены. За них мы теперь были спокойны.
Кремль тогда выглядел совсем иначе, чем теперь. На месте огромного здания, возвышающегося ныне возле Спасских ворот, которое примыкает к зданию бывших Судебных установлений и образует с ним единый архитектурный ансамбль, где помещается Советское правительство, в беспорядке громоздились десятки небольших, двух-, трехэтажных домишек и несколько древних монастырей — Чудов монастырь, еще какой-то. Жили там преимущественно монахи, которых переселили из Кремля только в конце 1918 года, еще какой-то люд: бывшие царские дворецкие, прислуга, и не разберешь.
Большой дворец, Арсенал, здание Судебных установлений выглядели снаружи примерно так же, как и теперь, но внутри них за годы Советской власти много перестроено и сделано вновь.
Улицы Кремля были покрыты булыжником, а площадь против Большого дворца — деревянным торцом. Асфальта не было и в помине.
Вправо от колокольни Ивана Великого, если встать лицом к Спасским воротам, где сейчас разбит сквер, простирался обширный пустынный плац. На нем проводились солдатские учения. Летом ветер гонял по плацу тучи пыли, а зимой он утопал в сугробах снега. В конце плаца у спуска в кремлевский сад буквой П возвышалась громоздкая галерея, в центре которой на высоком пьедестале торчал чугунный памятник одному из Романовых, кажется Александру II. Потолки галереи были покрыты мозаичными изображениями всех царей династии Романовых. Тайнинский сад был запущен, зарос.
Большого труда стоило Павлу Дмитриевичу Малькову, назначенному комендантом Кремля (в Питере он был комендантом Смольного), поддерживать хоть какую-то чистоту и порядок в Кремле. Не хватало средств, людей. Правда, кремлевские улицы регулярно подметались, в домах хорошо топили, но вот, например, под Царь-колоколом я обнаружила как-то зимой труп неведомо как забравшейся туда собаки. Его долго не убирали. Стекла в здании против Арсенала были выбиты, стены изрешечены пулями — следы октябрьских боев. Перед Большим дворцом громоздились огромные поленницы запасенных впрок дров. Таков был Кремль в памятные дни 1918 года.