За несколько дней до преступления у жены начальника охраны сахарного завода появилось дорогое колье. Нет, не то, что было подарено ей мужем в дни, когда тот владел в Одессе публичным домом: старое украшение в Умани хорошо знали, жена Зайдера не раз надевала его. Колье было другое. На какие деньги в 1925 году смог купить Зайдер эти бриллианты? Не исключено, что они и были авансом за убийство Котовского.
С маршалом Блюхером расправились по-иному. Он стал жертвой государственного террора. Вспоминает сын маршала — Василий Блюхер: «Когда я пошел в школу, многим одноклассникам не давала покоя моя фамилия. Немцем порой называли. Жаловался на ребят, а отец лишь усмехался: «Пустое. Русские мы из русских. Заруби это себе на носу».
Как-то из глухой деревеньки Барщинка, что затерялась где-то под Рыбинском, к нам в гости приехал дедушка — Константин Павлович. Дед Костя и поведал нам о том, как наш род в Блюхеров превратился. Виной тому, оказывается, был мой прапрадед. Служил-воевал он давным-давно, во времена Суворова и Кутузова. Домой возвратился георгиевским кавалером. Таким героев на деревне еще не видывали. И прозвали его сельчане за боевую удаль на войне с французами Блюхером.
— А после, — заключил дед Костя, — и всех нас, его детей и внуков, стали Блюхерами кликать. Как ранее звались, о том даже писаря забыли. Вот она какая история, Васек…
Георгиевские крест и медаль на первой своей войне заслужил и отец. Когда же он вступил в бои за Советскую власть, то и награды ему пошли особые, награды первого в мире государства рабочих и крестьян.
Боевые ордена отца… К лету 1938 года у него были уже два ордена Ленина, пять орденов Красного Знамени и орден Красной Звезды под № 1. В числе первых полководцев страны он удостоился и звания Маршал Советского Союза.
Оренбург и Тобольск, Каховка и Перекоп, Волочаевка и КВЖД — эти слова были в нашей семье священными. Мы, дети, видели за ними не тихие, мирные места, а бои, с которыми прошел отец чуть ли не всю Россию вдоль и поперек.
И больше всего ценил он орден Красного Знамени № 1.
— Его заслужил весь Красный Урал. Мне лишь выпала честь носить этот орден, — не раз говорил отец.
В августовские дни 1938 года дальневосточные мальчишки в волочаевцев уже не играли. Их новыми кумирами стали герои Хасана, те командиры и красноармейцы, которые могучим ударом выбили японских захватчиков с советской территории и вновь водрузили красные флаги над сопками Заозерной и Безымянной.
Особая Краснознаменная Дальневосточная армия к тому времени была преобразована в Краснознаменный Дальневосточный фронт. Отцу доверили командовать им.
Не добившись успеха, японское правительство запросило перемирия, и 11 августа 1938 года боевые действия на фронте прекратились.
В сентябре произошла моя последняя встреча с отцом. Было это уже в Москве. Он положил руки мне на плечи, приблизил к себе, а после протянул кожаную полевую сумку:
— Храни, Васек!
Только во снах потом я сбегал вместе с ним к берегам Уссури. Увидеть его и маму (а ее я тоже потерял вскоре же) сумел только после окончания Великой Отечественной войны. Но увидел их, к сожалению, лишь на фотографии. Разыскала тогда меня Зоя Сергеевна Дубасова. «Зошей» звали дома подругу мамы. Она-то и вручила мне фотографию двадцатых годов, на которой были запечатлены вместе «китайский генерал Галин» и незаменимая его переводчица. То было фото двадцатых годов. В Китае шла гражданская война. Отец тогда исполнял обязанности главного военного советника при революционном правительстве Сунь Ят-сена.
Он много сделал для создания и упрочения Национально-революционной армии Китая. Большую работу среди китайских товарищей вела и моя мама — Галина Александровна Кольчугина, направленная в их страну Телеграфным агентством Советского Союза.
В 1928 году родители вернулись в СССР. Тогда-то я и появился на свет. Очень мало, всего лишь десять лет, довелось мне прожить с родителями. Редко я видел отца в его любимой косоворотке. Да и маму в гражданском платье почти не помню — все в шинели была, в гимнастерке…
Кожаная командирская сумка долго служила мне. Носил в ней учебники и тетради, когда учился в Беднодемьянской семилетней школе — она находилась близ Пензы, а в планшетке хранил письма, которые слали мне верные друзья отца и матери. Из той же планшетки в военном 1944 году достал и заявление о вступлении в ряды ВЛКСМ.