Лицо Мосолова стало багровым:
— Побойся бога, Прокофий Акинфиевич: таким словом меня обзываешь и почившего батюшку не по-христиански помянул…
— Ты не перебивай, когда хозяин говорит, — сдвинул брови Демидов. — Я свое возьму! Закон на моей стороне, но к закону надо скакать до Санкт-Петербурга, к царице-матушке! А как туда в столичный град явиться без денег, сам знаешь. Давай в долг! — рассвирепел вдруг гость. — Перед кем плутуешь? Ссуду подавай!
Мосолов стал крестить тучное чрево мелкими крестиками.
— Свят, свят, какие слова говоришь!
— Молчи, лысый черт! Не призывай бога, ворюга! — резким голосом выкрикнул Прокофий и цапнул Мосолова за бороду. — Кому сказки сказываешь? Кого обманываешь? Кто у деда хапал? Кто у батюшки крал?
Он сердито дернул приказчика за густую бороду. Мосолов поморщился, вскрикнул.
— Молчи! — пригрозил Демидов. — Голову оторву! Плох тот приказчик, который не хапает. Давай, дьявол, на дорогу, не то пожалеешь!
— Батюшка! — взвыл приказчик и, выбравшись из-за стола, брякнулся на колени. — Пощади, батюшка, ни алтына у меня…
— Убью, скаред! — рванулся вперед Демидов, и глаза его недобро сверкнули. Мосолов взглянул на злобное лицо молодого хозяина и ужаснулся, понял: не шутит тот.
— Сколько, батюшка? — прохрипел он.
— Тыщу червонцев.
— О-ох! — простонал Мосолов. — А расписочка? Процентов сколь? — заглянул в глаза хозяина Мосолов.
— С этого и надо было начинать, — сразу отошел Прокофий и посулил твердо: — Как и ранее давал, так и теперь получишь!
Озираясь на Демидова, приказчик с опаской подошел к божнице. В ту же минуту стряпуха забарабанила в, дверь:
— Пельмени еще подоспели, Перфильич!
— Погодь чуток, — отозвался хозяин и, оборотясь к Прокофию, залебезил: — Ты уж, батюшка, обо всем никому ни словечка. Чего только люди могут подумать, а ведь это я из любви к тебе последнее… Истин бог, последнее. Пошли тебе, господи, удачи…
Он полез в угол, отодвинул икону и добыл из тайника золото…
Спустя три дня Никита Никитич хватился племянника — его и след простыл.
— Проворен, чертушка! — похвалил он Прокофия. — Непременно помчал с жалобой в Санкт-Петербург. Теперь пойдет потеха! — нескрываемо радовался он предстоящим неприятностям главного наследника.
Мосолов мрачно глянул на хозяина и выдавил:
— Потеха потехой, а чернильной душе, ясной пуговице от сего прибыль. Пососут они демидовские денежки.
Никита сразу поугрюмел, радость его угасла, и он отозвался злым голосом:
— То верно, опять разор! И где только этот варнак раздобыл на дорогу?
— Ну, этот деньгу из-под земли выроет, а на своем поставит! — сказал Мосолов. — Вот узнает о братце Никита Акинфиевич, беда будет…
Однако в этом Мосолов ошибся. Узнав об отъезде брата, наследник улыбнулся и сказал:
— Видно, надо и мне в Санкт-Петербург отбыть. Обновы нужны, да высмотреть, что там братец надумал.
Молодому хозяину заложили карету. Он барственно уселся в ней и, кивнув провожавшей дворне, крикнул, чтобы услышал Никита Никитич:
— Смотри у меня, слушать дядюшку! Пошел!
Кучер щелкнул бичом, серые кони рванули, и молодой владетель выехал из Невьянска.
2
Поздней ночью Прокофий Акинфиевич приехал в Москву. Колеса грузного рыдвана гулко загрохотали по бревенчатой мостовой. Ямщик с заляпанным грязью лицом обернулся к заводчику:
— Вот и прибыли, сударь, в Белокаменную. Никак и рогатка!
Демидов высунулся в окно и присмотрелся. Кругом царствовали мрак и тишина.
«Хошь бы один фонарь на всю улицу, — с укоризной подумал Прокофий и усмехнулся: — Спит Москва-матушка праведным сном!»
Откуда-то из темноты неожиданно вынырнула длинная тень. В протянутой костлявой руке закачался тусклый слюдяной фонарь. Бледный, трепетный свет озарил сухое старческое лицо и реденькую седую бороду. В правой руке старец держал ржавую алебарду.
— Кто ты? — властно окрикнул его Демидов.
— Будошник я, батюшка! Отколь изволишь ехать, ваша милость, куда путь держишь и как величаетесь, сударь?..
Алебардщик суетился, топтался. Белесые глаза его часто моргали. Демидов вгляделся в пергаментное, сморщенное лицо старика и засмеялся.
— Какой же ты страж? Поди, семьдесят годов отбрякал на земле?
— Ой, что ты, батюшка! Все девяносто.
Улыбка исчезла с лица Прокофия Акинфиевича. Он пристально разглядывал старика, напоминавшего собой выходца с того света. Сухой, костистый, одетый в кафтан, он еле держался на ногах, и фонарь в его руках заметно дрожал.
— Пора тебе, кикимора, на покой! — насмешливо сказал Демидов. — Что ты среди ночи проезжих пугаешь?
— И то верно, батюшка! — незлобиво отозвался алебардщик. — Давно мне пора в домовину, все косточки гудят. Покою просят…
— Отворяй рогатку! — закричал Демидов. — Давай путь-дорогу!
— Изволь, батюшка! — Желтый глазок огонька качнулся и уплыл в тьму.
— Но-о! — заорал ямщик, и колымага вновь загрохотала по осклизлым бревнам, своим неприятным сотрясением переворачивая все внутренности путника…
Минули Маросейку и достигли Ильинских ворот. На Китайгородских стенах перекликались сторожа. Унылый переклик их навевал тоску.
Демидову захотелось тепла, послушать шумный людской говор.
— Куда прикажешь, барин? — оборотясь, спросил ямщик.
— Вези вправо, к Тверской! — приказал Демидов.
— Неужто не в отцовский дом изволите? — удивленно спросил ямщик.
Прокофию Акинфиевичу представились заспанные лица московской дворни, давно необитаемые горницы, затхлость и, главное, мертвящая тишина, которая их наполняла, а душе после утомительной дороги хотелось поразвлечься. Он крикнул ямщику:
— Вези к Ивану Дмитриевичу, в Большую Московскую…
«Загулял хозяин, вожжа под хвост попала!» — сообразил возница и взмахнул кнутом. Колымага загремела под угорье…
Несмотря на полуночный час, трактир гудел разноголосьем, ревела музыка. В большом зале в бесшабашной песне надрывались цыгане. Дородный купчина приветливо встретил Демидова, отвел в верхнем этаже уютные покои. Разбитной слуга мигом разжег камин; веселый огонек, лаская, согревал утомленное тело. Утолив голод, Прокофий Акинфиевич уселся в глубокое кресло перед камином и вытянул затекшие ноги. Снизу доносились веселые песни, взвизги цыганок, так и подмывало окунуться в бесшабашное удальство, но надо было беречь с таким трудом добытые на дорогу деньги. Впереди предстояло сутяжничество по разделу наследства. Впереди ждали крючкотворы…