Да, жизнь сложна, и в данном случае вступили в конфликт две нравственные категории — старого и нового мира. И для обоих персонажей, в которых эти нравственные категории воплощены писателем, столкновение окончилось трагически. Добрая и славная женщина погибла, а ее муж… «Судить мы его не можем, — говорит советник юстиции Белов. — Как не можем и освободить от сознания вины за гибель Кривцовой. От этой кары ему не освободиться. До конца своих дней».
Этими словами писатель заканчивает рассказ, совершенно точно акцентируя внимание читателя на социальной сущности изображенного конфликта.
Эта тема — тема добра и зла в их социально-общественном понимании — разрабатывается писателем в пределах и возможностях избранного им детективного жанра неоднократно. И здесь Николай Сизов, как всякий талантливый художник, просматривает значительные глубины сложнейших человеческих отношений под своим, свойственным только ему, углом зрения, отмеченным и самобытностью и оригинальностью. Характерным в этом отношении в его творчестве является рассказ «Кто виноват?».
Погиб на охоте человек. Преследовал раненого секача, и дикий зверь, бросившись на Мишутина, запорол его насмерть. Следствие обвинило, как не обеспечивших безопасности охоты, егеря и начальника охотничьей команды в халатном отношении к своим обязанностям с отягчающими обстоятельствами. По закону за это надо отвечать.
Но по мере развертывания повествования выясняется, что и начальник команды, и егерь, и все другие участники охоты обязанности свои выполнили полностью, что охотником Мишутин был опытным, что причины его гибели в другом. В чем же они и кто виноват в гибели хорошего человека?
Виновный есть, но осудить его, как Кривцова из рассказа «Окно на шестом этаже», невозможно.
Светлая жизнь начиналась у Мишутина с Зиной. Была настоящая, трепетная любовь, было уважение друг к другу. Но постепенно Зинаиде Михайловне стало чего-то не хватать. Другие вон живут весело и вольготно, ни в чем себе не отказывая. А она, живя с Мишутиным, и в том себя ограничивает, и в этом. Следует одна ссора с мужем, другая, третья… «Да что за бес в тебя вселился? — пытается образумить жену Мишутин. — Разве уж очень плохо мы живем? Работа у обоих неплохая, квартира отличная. Тряпок мало? Но без меры ты ими вроде никогда не увлекалась. Бриллианты и жемчуга? Есть же у тебя какая-то мелочишка, и довольно, самое необходимое у нас есть…» «Какой же ты нудный!» — ответила на это жена.
Вскоре жизнь стала совсем невыносимой, и супруги разошлись. Разошлись… Но Мишутин по-прежнему любил жену. Измучившись, он попытался как-то вернуть жену, пришел к ней. «Может, нам поговорить… Подумать… Может, мы того… помиримся?» И что-то вроде шевельнулось в Зинаиде Михайловне человеческое, но прежнее взяло верх; «Зинаида Михайловна посмотрела на него величественно и снисходительно: „Ты лучшего ничего не придумал?“»
Угнетенный этим разговором, Мишутин не смог, а может быть, и не захотел защищаться от разъяренного зверя…
Виноваты в гибели Мишутина неуемная жажда к мещанскому счастью Зинаиды Михайловны, груз ее частнособственнической психологии. От этой заразы все более очищается советское общество, но отдельные люди в той или иной мере еще страдают таким недугом. И там, где болезнь выражена наиболее ярко, нередко происходят такие вот трагедии.
Так или иначе, этой же теме посвящены и другие рассказы, вошедшие в сборник: «Старые счеты», «Яшка Маркиз из Чикаго», «Зачем мне этот миллион», «Коралловая брошь».
Может быть, несколько особняком стоит рассказ Н. Сизова «Последний взлет» — эмоциональное повествование о трогательных и благородных человеческих отношениях, всегда помогающих людям проявить и отдать на пользу общества все свои силы и способности. Шестидесятилетний художник, ранее популярный и авторитетный, переживающий длительную полосу творческого кризиса, встретил случайно тридцатилетнюю женщину. И эта женщина сумела разглядеть в престарелом художнике еще неугасшие творческие силы, вдохновить его на произведение высокого смысла и прежнего мастерства, которое «многие годы будет приносить людям ощущение радостной и волнующей встречи с прекрасным». Сам же художник скончался, не дожив несколько недель до своего триумфа.
Этот рассказ Николая Сизова покоряет своей человечностью. Хочется вслед за персонажем рассказа — депутатом Ракитиным отыскать эту женщину, пожать ей руку «за ее благородство, за то, что окрылила душу художника для его последнего взлета…», ибо то, что она совершила, тоже называется человеческим подвигом во имя общества.
Рассказ этот, отмеченный глубоким проникновением автора в человеческую психологию, умением передать самые сокровенные движения человеческой души, как-то по-новому открывает для читателя талант писателя, говорит о новых и значительных его возможностях.
Все творчество Николая Сизова документально. Его рассказы, его повести и романы, рассказывающие о жизни, о трудовых делах и свершениях советских людей, пронизаны любовью к человеку, высоким и светлым гуманизмом. Правда жизни, встающая со страниц его книг, всегда покоряет. Поэтому писатель во всех уголках страны имеет множество своих постоянных и благодарных читателей.
Анатолий ИВАНОВ
НАСЛЕДНИКИ
роман
Глава I. Встреча на Каменских выселках
Алексей Быстров сегодня встал пораньше, наскоро позавтракал и отправился в Каменск, чтобы посмотреть и город, в котором придется теперь жить и работать, и это вот огромное пустынное поле — будущую строительную площадку «Химстроя».
Каменск — когда-то небольшой подмосковный городок — щетинился строительными лесами, башенными кранами, по его улицам сновали грузовики, самосвалы. То тут, то там рядом с приземистыми, обнесенными палисадниками домами вырастали новые многоэтажные здания. Северо-запад города подпирал небо трубами заводов, теплоцентраль клубила белые облака пара.
Здесь, за промышленной зоной города, и раскинулось огромное бугристое поле — Каменская пустошь, или выселки, как называли его горожане.
Быстров не спеша шел по обочине вспухшей от весенних вод дороги, что пролегала по полю широкой извилистой лентой. Она как бы делила его на две части, петляла сначала среди перелесков, а потом уходила дальше и сливалась с магистралью, что шла от столицы.
Почва на Каменской пустоши была непригодной для хлебопашества — суглинок да песок. Рос здесь только бересклет, да летом кое-где виднелись розовые свечи иван-чая. Место это было памятно всем каменским жителям. В первые месяцы войны здесь учили новобранцев рыть окопы и траншеи, строить доты и дзоты. Потом эти нехитрые сооружения очень пригодились. В сорок первом году пробивавшиеся к Москве немцы довольно долго топтались у окраины Каменска. Серый обелиск с красной звездой и именами погибших бойцов, что стоял в центре города, напоминал о тяжких, многодневных боях на Каменских выселках.
Окопы и траншеи были разбросаны по всему полю. Они обвалились, заросли и были теперь местом для игр наиболее отчаянных подростков.
Быстров долго стоял на окраине поля, вглядываясь в его бугристый неровный ландшафт. Апрельское солнце щедро лило на землю свое тепло, ленивый ветер шуршал в пожухлой прошлогодней траве, в молодой зелени, которая уже пробивалась на обочинах дороги, на песчаных кромках бывших траншей и окопов.
Автомобильный сигнал заставил Алексея поспешно сойти с дороги. Лавируя по ненадежным, скользким колеям, осторожно пробиралась черная щегольская «Волга» с московским номером. Пройдя несколько десятков метров, машина остановилась. Быстров с интересом всматривался в вышедших из нее людей. Кажется, кто-то знакомый? Так и есть. Это же Данилин! Ну да, он.
Быстров направился к машине. Его встретил низкий, басовитый голос:
— Гляжу, вроде знакомая фигура. Хоть виделись-то один раз, а сразу вас узнал. Здравствуйте, товарищ Быстров. Любуетесь позицией наших будущих битв? Очень правильно. Мы вот тоже за этим приехали.