Может, именно так я чувствовал себя, когда видел такую машину. У всех этих красоток есть подобные машины. У такого автомобильчика есть колеса, он дешевый и возит их туда-сюда по делам, а между делом стоит припаркованный в чьем-нибудь гараже, пока хозяин возит ее на своем «линкольне-континентале». Но рано или поздно время больших автомобилей подходит к концу, и маленькие «фольксвагены» снова принимаются за работу. Как сегодня утром.
Я вернулся в дом и, пройдя в кухню, отыскал клейкую ленту, чтобы прилепить две стодолларовые бумажки к ветровому стеклу «фольксвагена», там она их непременно заметит.
Я подъехал ко входу в отель на тридцать минут позже, а он все еще не спустился.
Сидя в машине, я проклинал себя за глупое поведение. Китаянка была права — все-таки надо было ее трахнуть.
Он вышел из отеля через пятнадцать минут. Швейцар открыл дверцу машины, и он влез в нее, отдуваясь. Дверца захлопнулась, и мы посмотрели друг на друга.
Пауза затянулась, затем он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Я скучал по тебе.
Я тронул машину с места, отъезжая от отеля, и не проронил ни слова, пока мы не остановились на красный свет на бульваре Сансет.
— Кто бы мог подумать!
Он воспринял это гораздо серьезнее, чем я предполагал.
— Ты ведь знаешь, что это так. Сколько мне пришлось всего сделать.
Загорелся зеленый, и я направил машину в сторону Санта-Моники.
— Сейчас это не имеет значения. Три года прошло. — Я бросил на него взгляд. — Куда тебя отвезти?
Он пожал плечами.
— Куда скажешь. Это твой город.
Я продолжал ехать.
— Наверное, ты спрашиваешь себя, почему я позвонил, — продолжал он.
Я ничего не ответил.
— Я чувствовал себя твоим должником.
— Ты мне ничего не должен, — быстро возразил я. — Весь капитал у меня. Твой капитал, капитал Синклера.
— Мог бы не говорить, что ты богат, — сказал он. — Все это знают. Но деньги — это еще не все.
Я повернулся к нему.
— Вы только послушайте его, — улыбнулся я. — Зачем же ты это сделал?
Его темные глаза сияли за отполированными стеклами очков в черной оправе.
— Я не мог поступить иначе. Я боялся, что все полетит к черту.
Я горько рассмеялся.
— А тут подвернулся я. Как раз тот парень, что надо. Отличная комбинация.
— Ты помнишь, что я тебе тогда сказал? Когда-нибудь ты будешь благодарить меня за это.
Я продолжал смотреть на дорогу, ничего не говоря в ответ. Хотя мне было за что благодарить его. Тут, правда, есть одно «но» — ничего этого мне не было нужно.
— Знаешь, как поется в одной старой песне? — спросил он. — Как больно тем, кого мы любим.
— Не надо петь. Еще слишком рано.
— Да-да, — сказал он с жаром. — Всем делаем больно. Думаю, тебе это непременно должно быть известно.
— Ладно, ты мне об этом сказал, и теперь я знаю.
Неожиданно он разозлился:
— Нет, не знаешь. Ты ничего не знаешь. Я помог тебе стать богатым. Так что не забывай об этом.
— Поостынь, Сэм, — оборвал я его. — Ты только что сказал, что деньги — это еще не все.
Секунду он помолчал.
— Дай мне сигарету.
— Зачем? Ты ведь не куришь. — Я ухмыльнулся. — К тому же я видел эту уловку раз тысячу, не меньше.
Он знал, о чем я говорю.
— Я хочу сигарету.
Щелчком я открыл отделение для перчаток.
— Бери.
Его пальцы дрожали, когда он неумело прикуривал.
Мы как раз съезжали по извилистой дороге мимо Мемориального парка Уилла Роджерса, направляясь к берегу.
Солнце стояло уже высоко, когда я повернул машину на север. Он хотел уже выбросить окурок в окно, но я жестом показал ему на пепельницу.
— Это сумасшедшая страна: сначала здесь сто дней подряд не выпадает ни капли дождя, и все выгорает, а затем, когда наконец выпадает дождь, он затопляет все вокруг.
Я улыбнулся.
— Все сразу не бывает. Куда тебя дальше везти?
— Тормозни, хочу размять ноги.
Я свернул налево и въехал на стоянку. Мы вышли из машины и стали смотреть вниз на пляж.
Песок был белым, а голубая вода искрилась на солнце, волны мягко накатывали на берег длинными валами с венчиками белой пены. На берегу, возле маленького костра, уже сидели любители серфинга, некоторые из них были одеты в специальные гидрокостюмы. С ними были девушки, но парни даже не смотрели на них. Все они внимательно наблюдали за морем, прикидывая, какая волна будет подходящей.
— Сумасшествие какое-то, — сказал Сэм. — Эти ребята катаются на досках посреди зимы.