Один из двух прохожих, шестнадцать лет назад следовавших вдоль железнодорожных путей и обсуждавших корыстолюбие Жоашена Супе, держал в Сен-Манде магазин химикатов. Консьержка этого склада поручала его охрану одной подруге, когда проводила вторую половину воскресенья у своего сына, в Шарантонской психиатрической лечебнице. Там-то она и встретила, а затем постепенно перетянула на свою сторону Терезу Пютанж. С годами между ними установилась прочная связь, скрепленная камамбером консьержки и изысканным шампанским, стащенным у господина Феликса Мери-Шандо.
Изредка по воскресеньям Тереза смотрела сквозь оконные стекла вослед консьержке, уходившей с кошелкой в руках. Затем она снимала один из ключей, висевших на дощечке между раковиной и шкафом для посуды.
Хотя Тереза Пютанж и сумела увильнуть от органов государственного призрения, зато она угодила в чистилище сиротского приюта — большую хибару цвета железа, возвышавшуюся над беррийскими холмами. Приютом заправляли монашки, и он представлял собой, главным образом, рукодельню, где сгорбившиеся девушки в рабочих блузах шили для какого-то фабриканта, монотонно читая бессмысленные молитвы. Они никогда не мылись, и едкий запах грязных тел, аммиачных выделений и пота придавал отвратительную остроту запаху жирного супа из отходов скотобойни. Девочки были лишены всякой личной собственности, за ними непрерывно следили, и даже дверь дворовой уборной, замерзавшей зимой, где эти несчастные подтирались своими рубашками, никогда не закрывалась.
Затем Тереза научилась у одной благонамеренной вдовы работе по дому и, в корне улучшив свои навыки, мало-помалу поднялась по ступеням лестницы для прислуги, пока наконец не оказалась в услужении у господина Мери-Шандо. Прискорбная пауза — пребывание в Шарантонской психиатрической лечебнице — незаметно внедрилась между рукодельней и службой у благонамеренной вдовы: монашки страшно возбуждались, когда Тереза услаждала их конвульсиями, сардоническим смехом и закатыванием глаз. Один пока еще не сошедший с ума врач лишил их надежды на чудесную дьявольскую одержимость и передал Терезу Пютанж в Шарантон. Внезапная смерть благонамеренной вдовы, к которой она затем поступила, вызвала подозрения улиц злонамеренных, следящих, как всем известно, за неудовлетворенными служанками, и Терезе пришлось несколько недель провести в тюрьме. Против нее так и не смогли выдвинуть никаких достаточных обвинений, за недостатком улик, которые бы наглядно демонстрировали целый ряд необъяснимых смертей.
Тюрьма напоминала сиротский приют, и потому Тереза поскорее симулировала те же симптомы, что привели ее в больницу. Надолго она там не задержалась и, к счастью, нашла место у второй вдовы, которая, однако, осталась в живых и от которой она затем ушла. Вооружившись полученными от нее отличными рекомендациями, Тереза поступила на службу к господину Феликсу Мери-Шандо. Она была очень опрятной, безупречно выполняла свои обязанности и не забывала изысканных рецептов, которым научилась у второй вдовы. Господин Феликс Мери-Шандо был доволен Терезой, а ту вполне устраивало ее положение. Она очень любила «Селену» — любила так сильно, что мечтала стать ее единственной хозяйкой, даже невзирая на призрак черной молескиновой сумочки, действовавший на нервы.
Жоашен Супе, в ночной сорочке, обшитой голубым кантиком, сидел на краю своей кровати. Обветшалое, но благородное здание на улице Сен-Пер приносило изрядный доход, вилла «Селена» — и того больше, а паскудный свинарник в 19‑м округе бил рекорды. В общем, имелись все основания быть довольным. Но после смерти мадам Супе, чей трубный глас больше уже не раздавался, квартира на улице Ришелье казалась совсем пустой, и, уставившись лебедиными глазами на коричневую фотографию покойницы в рамке с настоящими камешками, Жоашен Супе подумывал о повторной женитьбе — причем выгодной. Кто знает — быть может, на вдове аукциониста Мелена?.. Нужно об этом подумать, тем более что бордель обходился в итоге дороговато. Жоашен Супе сделал глоток подслащенной воды, аккуратно поставил стакан на малиновую салфетку на прикроватной тумбочке, а затем со вздохом в последний раз взглянул на фотографию Марты Супе и погасил лампу, хотя еще не было и десяти.