Когда все было уложено, Маша начала одеваться. Натянула новые джинсовые шорты, белую футболку и, спрятав длинные волосы под холщовую «колонизаторскую» панаму, обула кроссовки. Осталось составлять список продуктов. И тут Машку озарило: СУМКА-ХОЛОДИЛЬНИК! Какое счастье, что она про нее вспомнила. Не мешкая, Маша засунула в морозилку «элементы» – пластиковые панели с находящейся в них водой, которая до их отъезда просто обязана была успеть превратиться в лед, чтобы потом обеспечить холодом весь «холодильник».
Едва Пузырева это проделала, как в дверь позвонили. Уверенная в том, что это Никита, Маша побежала открывать. Она очень удивилась и даже не успела испугаться, когда увидела перед собой высокого бородатого мужчину, сильно смахивавшего на ее школьного учителя истории.
– Извините, бога ради, – сказал мужчина приятным голосом. – Я звонил вашей соседке Ларисе Ветровой, но у нее никого нет. Вы не знаете, где она?
И Маша, понимая, что похищение Ларисы могло быть связано, возможно, и с этим господином, решила не отпускать его просто так, не попытавшись выяснить причину его прихода.
– А она вам очень нужна? – спросила Маша, чтобы оттянуть время и дождаться прихода брата или Горностаева.
– Дело в том, что мой визит не совсем обычный. Можно даже сказать… судьбоносный. И мне пришлось преодолеть самого себя, чтобы решиться на этот поступок. Может случиться и такое, что если я сейчас ее не увижу, то уйду и, быть может, никогда больше сюда не вернусь. Но я пришел, понимаете? Пришел. И пусть меня ждет наказание, но я непременно должен ей все рассказать…
– Да вы проходите, Лариса сейчас подойдет, – соврала Маша, надеясь хотя бы таким грубым методом задержать гостя подольше. – Вот сюда, пожалуйста…
– Спасибо. – Бородач вошел в переднюю и сел на предложенный Машей стул.
– Это связано с ее работой?
– Ой, нет! – замахал руками мужчина. – Ни в коем случае. Но именно ее работа и то обстоятельство, что она актриса и что афиши с ее фотографиями расклеены всюду, и позволили мне понять, что речь идет именно о ней. У них, у актеров, незавидная судьба. Метущиеся души, неудовлетворенность от нехватки ролей, творческие кризисы, постоянные гастроли… Но Ветрова сама во всем виновата. И теперь, когда она решила начать новую жизнь и явно не желает признавать за собой каких-либо обязанностей, мне думается, что самое время ей кое-что рассказать…
Благообразная внешность человека и его странные слова о том, что якобы Лариса начинает новую жизнь, тем не менее, не позволили Маше расслабиться. Она решила никому не доверять. Хотя бы до тех пор, пока не появится Горностаев и сам во всем не разберется.
– У вас такое знакомое лицо, – продолжала тянуть время Маша и даже, расщедрившись, угостила гостя чаем. – Мне кажется, что я вас уже где-то видела.
– Возможно, что видели, но мне бы не хотелось сейчас говорить об этом, – смутившись, отозвался бородатый, отпивая маленькими глоточками горячий чай.
– Может, вы артист, как и Лариса? Вы ее коллега?
– Нет, что вы! Я не то что сцены, я людей боюсь. Когда вижу перед собой много народу, мне, знаете, становится как-то не по себе. Я по натуре одиночка. И вполне могу обойтись без общества. Я не понимаю людей, которые не могут находиться наедине с самими собой. Считаю, что это слабые люди. Кто-то скажет, что я эгоист и настолько увлечен собой, что даже раздражаю этим качеством окружающих, но я же никому не приношу вреда…
Маше показалось, что мужчина разговаривает сам с собой.
– Так кто вы? Писатель?
– А что, похож? – обрадовался бородатый. – Хотя мне многие говорят, что я похож на писателя или даже поэта! – И он поднял указательный палец вверх.
У Маши кончилось терпение:
– Вы, наверное, артист цирка?
Бородатый от удивления чуть не выронил чашку из рук.
– Какой там цирковой артист, вы что, смеетесь?! Я художник!
Взгляд Маши в это самое время упал на тот самый листок с рисунком, который подобрал Никитка в квартире Ларисы. Едва она успела взять его в руку, как художник, чуть привстав со стула, буквально вырвал его из рук Пузыревой:
– Постойте… – побледнел бородач и схватился за сердце. – Откуда у вас этот листок? Откуда этот мальчик с мячом? Лариса его видела? Это она вам принесла этот рисунок? Она вам что-то говорила при этом?
Бородатый так разнервничался, что руки его затряслись. Он какое-то время разглядывал рисунок, после чего, швырнув его со словами: «Какой же я идиот!», кинулся к выходу. «Она все знала, знала…» – пробормотал мужчина уже в коридоре и выскочил за дверь.
Маша после ухода бородача еще долго недоумевала. Зачем он приходил? Что ему было нужно? О чем таком могла ему рассказать случайно подобранная с полу репродукция из художественного альбома с изображением маленького мальчика, играющего в мяч?
Но самое обидное заключалось в том, что и Маша-то сама растерялась и не выяснила у странного посетителя, кто же он такой на самом деле и – главное – как его зовут. «Художник»?
Вернулся Никита. Большие сумки, набитые двух– и полуторалитровыми пластиковыми бутылками с минеральной водой и колой, были настолько тяжелы, что бедный Пузырек едва дотащил их до дома. Капли пота стекали с его раскрасневшегося, распаренного лица прямо на майку.
– Лучше бы я отвечал за списки, листки бумаги не такие тяжелые… – ворчал Никита, растирая затекшие ладони. – Ну что, ты еще не раздумала? Собралась?
– Да, я абсолютно готова. Вот только из головы у меня не идет этот бородатый…
И Маша рассказала брату о посетителе.
– Так я же его видел! Он вылетел только что как ошпаренный из подъезда, сел в машину и умчался…
– Вот я и подумала: если уж он так странно ведет себя, значит, я не ошиблась, и он действительно имеет отношение ко всему тому, что произошло с Ларисой. Только простить себе не могу, что так и не удалось спросить его фамилию. Непростительная глупость.
– Да брось, все образуется. Вот сядем сейчас в машину, помчимся в Саратов, найдем Ларису и все выясним.
– Могу себе представить, как же она удивится, когда увидит нас… И вообще, Никита…
– Все. Никаких возражений не принимается. А вот и Горностаев приехал…
И Пузырек, услышав звонок в передней, бросился открывать.
На этот раз действительно пришел Сергей. Он был в огромной джинсовой куртке («Явно отцовская, чтобы казаться пошире и побольше», – отметила про себя Маша), в джинсах, новеньких кроссовках и… кожаных оранжевых КРАГАХ!
– Сережа, я бы согласилась на это путешествие лишь ради одних твоих краг, – расхохоталась Маша, представляя себе, что должен сейчас чувствовать Горностаев, до сих пор скрывавший от нее краги и надеявшийся хотя бы сейчас поразить ее своим потрясающим внешним видом. Она вспомнила, как однажды, еще зимой, как-то в разговоре Сергей подробно объяснял ей, что настоящий, профессиональный водитель непременно должен надевать на руки такие специальные кожаные мягкие перчатки, длинные, почти до локтей. Краги! Но как ни объяснял Сергей, как должны выглядеть эти самые краги, Маша все равно представляла себе его сидящим за рулем в черных бархатных вечерних перчатках с ручной цветной вышивкой и уже тогда смеялась над Горностаевым почти до слез. Ее умиляло желание Сергея казаться взрослее.
– Ну что? Как дела? – спросил Горностаев, не обращая внимания на хохот развеселившейся Маши. Ему куда приятнее было сейчас слышать ее смех, нежели нытье по поводу того, что она передумала ехать.
– Да не переживай ты, все о’кей! – успокоила она его. – Осталось только уложить в сумку-холодильник ледяные элементы, заехать в магазин за продуктами, и все – мы готовы к отъезду!