- Мы были с ним, когда он умирал! - ответил кузен Тим за себя и брата Кима.
Жены кузенов закивали, их чопорно наряженные дети испуганно глазели по сторонам, словно предчувствуя драку.
- Это так унизительно,- прошептала пожилая троюродная тетушка, косясь на мужа, похожего на негодующий знак вопроса. - Зачем я позволила себя уговорить...
Высокая расфуфыренная двоюродная тетя рядом с ней презрительно фыркнула. Две ее дочки, даже не потрудившиеся надеть траур, сидели в одном кресле, закинув друг на друга ноги, прикрытые тонкими розовыми кусочками ткани там, где должна быть юбка, и пялились в очки ВР. Их мало волновали проблемы взрослых.
- Когда уже придет юрист? - громыхнул двоюродный дядя из другого кресла.
- Юрист уже здесь.
В гостиную вошел мужчина в дорогом костюме и поставил на бюро у окна дипломат.
- Приветствую всех собравшихся, - начал он. - Мы собрались здесь по печальному поводу. Когда умирают такие великие люди, как мистер Ландлив, скорбят даже такие циники, как я. Несмотря на то, что я зарабатываю на жизнь, приводя в порядок дела умирающих, мистер Ландлив был героем моего детства, поэтому его смерть это и моя потеря тоже.
Двоюродный дядя постучал по подлокотнику кресла.
- Давайте перейдем к делу, - продолжил юрист. - Мистер Ландлив оставил завещание, и сегодня мы его огласим.
Напряженное молчание было ему ответом.
Юрист открыл дипломат, извлек из него плотный конверт, в присутствии свидетелей сломал печать на нем и достал маленький голографический поектор. Генрих закрыл окно тяжелыми портьерами, дворецкий закрыл двери и в гостиной стало совсем темно. Генрих чертыхнулся, споткнувшись о ковер, возвращаясь на свое место перед бюро.
В воздухе замерцало и стабилизировалось изображение. Шеридан вздрогнул от испуга, так изуродован был человек, изображенный на голограмме. Он, конечно, знал, что дедушка сильно болел, из-за чего и оставил свои исследования, но отекший и покрытый коростой человек, которого он увидел сейчас, мало походил на того дедушку, которого он видел в детстве.
Голос старика, однако, был громким, дикция четкой, а мысли ясными.
"Я, Уолкер Фердинанд Ландлив, в здравом уме и памяти, поручаю мистеру Эвальду записать мое завещание и передать его моей семье. Я знаю, что вас там собралось много, ведь вы все меня очень любили. Тим и Ким, мальчики мои, вы очень просили упомянуть вас в моем завещании. Я за вас помолюсь..."
Ругань Тима и Кима, покидающих гостиную вместе со своими женами и ватагой накрахмаленных детей, была такой выразительной, что юрист поставил запись а паузу, пока за ними не захлопнется входная дверь.
- А дедушка приколист, - напрягся Генрих. - Вспомнил такой старый анекдот на смертном одре. Мог вспомнить и как я украл у него альдебаранский виски, когда мне было четырнадцать.
Когда две девочки в кресле перестали хохотать, юрист снова включил запись.
"Моя любимая Лита.."
Двоюродная тетя навострила уши.
" Ты всегда была добра, и жаль, что я ни разу не увидел тебя за последние двадцать лет. Однако, твоим дочкам я завещаю старого Рекса, он будет им отличным другом. Также я завещаю им Лукаса, им понравится за ним ухаживать."
- Лукас это кто? - спросила одна из девочек и сняла очки.
- Лукас это конь липицианской породы. Рекс это собака. К сожалению, вчера Рекс испугал Лукаса, тот напоролся на забор и погиб. Рекс тоже погиб от удара его копытом.
- То есть мы получили двух мертвых животных? - уточнил двоюродный дядя.
- Получается да.
- Девочки, мы уходим, - скомандовала тетя Лита.
- А с животными что делать? - успел спросить юрист, но не получил ответа.
- Я не могу выносить это издевательство, - прошептала троюродная тетя и покинула гостиную вслед за родственниками.
"Милая Кирочка получит Мартина..."
- Дорогая! Мы получили Мартина! - бросился догонять супругу вопросообразный дядя.
- Да это дерево, которое он посадил рядом с домом его родителей лет пятьдесят назад! - закричала тетя в расстроенных чувствах и хлопнула дверью.
"Генрих, - сказал дедушка и сделал многозначительную паузу, - получит мой дом в N. и прилагающуюся к нему землю."
Генрих громко с облегчением вздохнул.
"Гвинет, - продолжал дедушка, - получит мой остров в Тихом океане, координаты которого приложены в письме и треть моих денег."
- У него был остров?! - обалдела Гвинет.
"Дитлинд получает две трети моих денег, и этого ему хватит надолго."
Дитлинд вытер мокрый лоб.
- Мне этого на десять жизней вперед хватит, - согласился он.
"Шеридан получает мою любовь и пожелание исполнить свои мечты. На этом все. Все уточнения прилагаются в письме."
Голограмма погасла.
Гвинет посмотрела на Шеридан с сочувствием.
- Только ничего не говори, - попросил он и вышел из гостиной.
Хотелось орать. Он выскочил на улицу, заткнул рот сигаретой и обжег все пальцы, пока сумел ее закурить. Дедушка не приколист. Дед. Дедулечка. Старая черепаха ни разу не захотел увидеть своего младшего внука, даже не отвечал на письма.
Шеридан втягивал в себя дым жадными затяжками, пока не закружилась голова, зажег вторую сигарету. Сначала его заперли в интернате, а теперь и вовсе прокатили. Он что, приемный?!
Шеридан зажег третью сигарету и почувствовал, как по щекам текут слезы.
Он поднял голову и взглянул на корабль, который продадут на металлолом. Гвинет еще могла сжалиться над младшим братом, Генрих же не интересовало ничего, кроме денег. Длинный серийный номер корабля, черными тусклыми символами значившийся на металлическом боку, он помнил наизусть, потому что в детстве часто рисовал дедушкино судно. Ни следа окисления или эрозии, даже царапины сияют, как зеркальные. Над номером виднелись крупные буквы, явно нанесенные недавно - эта блестящая краска не бывала в космосе. Шеридан наклонил голову и обошел вокруг громадного корпуса, читая надпись.
"М...О...Я...Л...Ю...Б...О...В...Ь"
Сигарета выпала изо рта парня.
- Шеридан! Шеридан! - к нему бежала сестра. - Тут в письме уточнения!