Солнце уже стояло высоко над горизонтом, когда Линана разбудил его слуга Пайрем. Слуга, не произнося ни слова, держал одежду своего хозяина, пока тот одевался, и помог затянуть пояс с прикрепленным к нему небольшим ножом.
Линан взглянул на свое отражение в зеркале. Его вполне устраивало то, что он видел. Пусть он не был таким же высоким, как его сводные братья, однако его плечи были достаточно широки, а впереди его ждали несколько лет, в течение которых он мог бы еще подрасти. Он не имел ничего против собственного лица, пусть не такого уж красивого, однако и не настолько страшного, чтобы у детей при виде его замирали сердца. Он пошевелился, и отражение в зеркале сместилось. Линана позабавила реакция Пайрема; вот уж чья физиономия могла нагнать страху даже на закаленного воина. Ростом слуга был с Линана, тощий, как шпага, с головой, по форме напоминавшей какие-то нелепые ножны. Этим утром губы Пайрема были плотно сжаты.
– Ты не разговорчив сегодня, Пайрем?
– Нет.
– Ты провел тяжелую ночь, посвятив ее пьянству?
– Не более тяжелую, чем вы, Ваше Высочество, – ядовито отозвался Пайрем.
– Ага, понимаю. Ты сердит на меня.
– Сердит на вас, Ваше Высочество? Я? Какое право имеет презренный слуга сердиться на мальчика, которого он выпестовал с самого младенчества, если этот мальчик тайком убегает и едва не становится жертвой уличных головорезов? Я спрашиваю вас, Ваше Высочество, какое я имею на это право?
– Ты разговаривал с Камалем.
– Кто-то ведь должен был принести чистую воду и простыни в ту комнату, в которой на смертном одре лежит сейчас несчастный раненый бродяга, подставивший под нож разбойника свою грудь, чтобы защитить вас.
– Не преувеличивай, Пайрем. Эйджер лежит вовсе не на смертном одре.
– Пайрем, что вы говорите? – Слуга наклонил голову, словно прислушиваясь к звучанию собственного имени, и стал похож на петуха. – А я-то думал, что это кличка, которой пользовался один известный мне парень, которому никогда не хватало ума прислушиваться к добрым советам и поступать так, как ему говорили, ради его собственного здоровья и счастья.
– Ах, ради Бога, Пайрем, дай отдых своему языку.
– А я-то было подумал, будто Ваше Высочество озабочены моим молчанием. Как же, однако, я глуп!
Линан отвернулся от зеркала и оказался лицом к лицу со слугой.
– Ладно, Пайрем, не обижайся. Давай, отчитывай меня.
– О, разве я посмею поучать Ваше Высочество, того, кто и без моего участия так много знает о целом мире, что перестал прислушиваться к чьим бы то ни было советам, а в особенности к советам старших…
– Довольно! – коротко воскликнул Линан, и его спокойствие и благодушие тотчас обернулись гневом. – Я достаточно много знаю, Пайрем. Обо всем, что мне пришлось преодолеть нынче ночью, мне известно от Камаля, и теперь мне не требуется выслушивать еще и твои наставления.
Пайрем не смог стерпеть такой обиды. Его голос сорвался, и он почти что выкрикнул:
– Ради Бога, Ваше Высочество, ведь вы едва не добились собственной гибели!
Гнев Линана тотчас улетучился. Пайрем едва удерживался от слез.
– Прости меня. Мне действительно угрожала опасность. Но там был Камаль…
– Камаль?! Да Камалю тоже просто повезло, что он остался в живых. Похоже, что кому-то известно о его кровавом прошлом. Он пролил слишком много крови, так много, что сам не способен измерить это кровавое море. Вы с ним оба слишком беспечны, вы думаете, что мечи всегда защитят вас, вы оба такие же сорвиголовы, как генерал…
Внезапно Пайрем замолчал и отвернулся, однако Линан успел заметить слезы, закипавшие в глазах верного слуги. Ему стало стыдно. В его жизни существовало несколько истинных вещей, и одной из них была любовь, которую испытывал к нему старый Пайрем, а другой – любовь, которую Пайрем питал к погибшему генералу. Старый Пайрем до сих пор мучился угрызениями совести от того, что не смог остановить нож убийцы, оборвавший жизнь генерала Элинда Чизела. Пайрема преследовала мысль о том, что у него была зыбкая возможность остановить убийцу, и эта мысль не давала ему покоя.
Линан подался было вперед и хотел обнять старого слугу, однако застыл на полпути и отпрянул.
– Прости меня, – умиротворяюще произнес он. – Обещаю впредь вести себя осторожнее.
Пайрем кивнул, однако все еще не поворачивал лица.
– Возможно, что с этого времени простой осторожности будет мало.
Линан вздохнул.
– Я больше не стану убегать из дворца. По крайней мере, один.
Через плечо Пайрем взглянул на Линана.
– Вы будете брать с собой Камаля?
– Я даже тебя буду брать с собой.
Пайрем засопел и выпрямился.
– Ну что ж, пусть будет так, – сказал он все еще слегка дрожавшим голосом и придирчиво оглядел своего подопечного. – Вы выглядите достаточно прилично, чтобы не напугать королевскую лошадь. Тогда собирайтесь. Вас сегодня ожидают при дворе.
– Меня?
– Ваш брат возвратился из Хьюма. Королева желает, чтобы его приветствовала вся семья.
Линан прорычал:
– Терпеть не могу таких приемов.
– Берейма ваш брат, нравится вам это или нет. Вам не следует противодействовать ему. Однажды он станет королем, и, возможно, этот день не так уж далек.
– Это не имеет для меня никакого значения. Хотя, в конце концов, Берейма не сможет относиться ко мне хуже, чем родная мать.
Пайрем взглянул на него с сочувствием.