— Нелады, — сказал Дмитрий. — Доктор недовольна. Направляет в областной госпиталь.
— Дела! — И на ребят: — Кыш, дяде не до вас.
Кедров вдруг рассмеялся — до того странным показалось ему то, что вчера он развлекал детей, подражая птичьим голосам, а сейчас не пискнул бы и воробьем, — все куда-то делось, будто и не бывало, Он вспомнил пустое гнездо, в котором еще утром была жизнь. Или, может, тех птенцов не было? Нет, были, не сошел же он с ума…
И тут он подумал, что Надя совсем не знает его, ничего о нем не знает. Ни о том потрясении, которое он испытал впервые, когда увидел ее глаза над марлевой повязкой, большие серые глаза, озабоченно-пристальные, глядящие не на него, а как бы в него, — он лежал тогда на операционном столе. Не знает она и того, как он страдал, ожидая возвращения майора Анисимова с «поддежуривания» (ох уж это словечко, хуже не придумаешь). Не знает и того, как он вздрагивал от чуточного прикосновения к нему ее пальцев. А ту встречу у госпиталя весенним утром она, наверно, вовсе не помнит. И никогда теперь не узнает, как он не опал ночами в далеких Коровьих Лужках. Но если не знает, не помнит, то почему у нее сегодня были такие ясные, распахнутые глаза, какие бывают лишь тогда, когда человек обрадован…
Дмитрий взглянул на Ваню, смотревшего на него и чего-то ждущего, и на Катьку, которая стояла набычившись, и вдруг вспомнил, что они от него хотят. И он вдруг словно ожил, присел, поманил к себе Катю, загреб рукой просиявшего Ваню и, когда девочка подошла, загреб и ее другой рукой. Все втроем побежали к кустам.
— Так! — сказал он, отпуская их. — Я скроюсь, а вы ищите меня по голосу. Услышите соловья — бегите. Кукушку услышите — со всех ног.
— А если настоящая закукует? — усомнилась Катя.
— Настоящая? Да, ты права… — удивился Дмитрий осмысленности ее вопроса. — Настоящая далеко, а я близко. Усвоила?
Они играли, пока не надоело всем. Потом Дмитрий помог Казаку вычистить Тишу. Скоро Лизка пришла обедать. За столом было весело, словно Кедров давно жил с ними.
Лиза, наблюдая за гостем, может быть, более внимательно, чем надо, думала о том, как повезло их доктору. Такой мужчина, слов не хватит похвалить.
После обеда Кедров и Вася уединились. На лист бумаги Кедров стал наносить окрестности больницы, Вася помогал ему. Скоро появились две перекрещивающиеся линии: река Великая и железная дорога Новоград — Котлас. Разъезд Теплые Дворики; на восток от него село с тем же названием; на запад — лесной городок больницы, и опять то же название; мельница — рядом, на реке Великой, тоже Теплодворская. А ниже ее остатки земляной плотины. Тут стояла Воронья мельница, лет пять назад снесенная вешней водой. Кедров увидел устья двух притоков — выше мельницы и ниже. Выше? Так это Теплодворка, на ней стоит село. Истоки потом можно посмотреть. А это — Дюновка. Тут деревня Бобришин Угор. Почему Дюновка? Откуда тут дюны? Вася-Казак не коренной житель этих мест, он, конечно, не знал. За Бобришиным Угором — переувлажненная низина с чахлыми соснами, ольхой и ивой. Видимо, пойма Дюновки. А ниже — осушенные болота, лен и капуста Бобришинского колхоза. Село Ковши. Вокруг вырубки. А старица? Вот она где, чуть ли не у самой железной дороги.
Кедров распрямился, заговорил увлеченно:
— Понимаете, Василий, я немало побродил по берегам рек и речушек. Но такие разнообразные угодья не часто встречал. Участок реки каких-нибудь двадцать километров, а сколько ландшафтов: от культурного до самого первозданного, куда человек еще не ступал.
— Выходит, приглянулась наша земля?
— Мало — приглянулась. Взяла в плен.
Разумеется, он не знал и не мог еще знать, чем будет для него эта земля, но что она уже вторглась в его судьбу, он это чувствовал.
Под вечер пришла Надя, принесла направление в госпиталь. Кедров прочитал первую строчку: «Гр. села Теплые Дворики Великорецкого района Д. С. Кедров…» — и улыбнулся: «Все правильно». Мысль остаться здесь, у реки Великой, к приходу Нади почти утвердилась. Правда, он еще не мог себе представить, как и когда это осуществит.
Надя была в белом халате, только что привезли мужчину с запущенным аппендицитом, и предстоящая операция уже отключила ее от всего окружающего. Они сидели опять на той же скамейке.
— Вы, Дмитрий, удивляетесь, что я оказалась здесь? Городской человек… — заговорила она, поглядывая в сторону хирургического корпуса.
— Почему? — искренне удивился он. — Я бы остался тут с удовольствием… — Спохватился: — Не думайте, что я снова о том.