— А у нас разве не будет разъездов? — ощетинился Антон Васильевич. — Мы не можем за нее работать. Да еще при ваших замыслах объять необъятное.
«Наслышан! И все ставит с ног на голову», — подумала Надя и уже заикнулась, чтобы оборвать Антона Васильевича, раз и навсегда поставить на место, но остановила себя: «Глуп или вреден? Глуп — неисправимо, но если вреден? А это почти то же, что и глуп».
— Не разгадаю я вас никак, Антон Васильевич: не понимаете вы или не хотите понять?
Антон Васильевич грустно улыбнулся, встал, поправил галстук, локти его коротких рук двигались у самого подбородка. Надя невольно представила, как он принимает роды, и ужаснулась: такими-то ручками!
— Да, мы проводили нечто похожее на диспансеризацию. Нечто похожее! — повторил Антон Васильевич. — Но у нас, как и здесь, не было специалистов. Арсенал лабораторных средств, как и здесь, мизерный. Рентген — в мечтах. В конце концов все это превратилось в чистейшую формальность. Да, учтите: сейчас нет постоянного контингента жителей. Вчера человек еще жил в деревне, а завтра его уже нет — он городской житель. Зачем этот сизифов труд?
— Что ж, вы во многом правы. У нас пока что то же самое вооружение. Но начинать-то надо? Надо! Несмотря ни на что, — жестко сказала Надя. — Я надеялась найти в вас единомышленника. А жаль, вы мыслите узко. Мое представление о проблеме шире, объемнее. До весны будущего года мы должны иметь хотя бы приблизительную картину состояния здоровья населения нашего участка. Я бывший военный врач, как и вы, мы привыкли все знать о больных. А теперь, в силу новых условий, распространим свои заботы и на здоровых.
— Замучаем себя и забросим лечебную работу, — стоял на своем Семиградов, — станем посмешищем для всего района.
— Волков бояться…
Но Наде не удалось убедить Семиградова, и расстались они с неприязнью друг к другу.
Вскоре приехала на работу Анастасия Федоровна Колеватова. Она в тот же день осмотрела отделения, облазила все закоулки и к вечеру сказала, вынося приговор и больнице и себе: «Работать можно». Когда начали «делить» между собой хозяйство, а стало быть, определять каждый свой профиль, произошла новая вспышка разногласий. Анастасия Федоровна всю жизнь проработала терапевтом, она и не претендовала на другое. Антон Васильевич замахивался на хирургию и родильное отделение, чем Надя хотела заниматься сама. Конечно, Семиградов не виноват в своем физическом недостатке, но как ему доверишь хотя бы элементарную операцию или принятие родов, если он не может как следует завязать галстук, не то чтобы не умеет, а не справляются руки. Но как скажешь ему об этом? Оставалось одно: поступиться своим, кровным, и наградить себя вечным беспокойством за хирургию, за рожениц и новорожденных. Если бы Антон Васильевич понимал… И как бы бросая пробный шар, Надя сказала о своем намерении отдать хирургию и родильное отделение Семиградову. Тот довольно качнул головой, но Анастасия Федоровна тотчас же вскипела.
— Да как же вы, батенька, так? Надежда Игнатьевна самому Джанелидзе ассистировала в Военно-медицинской академии! А вам-то зачем хирургию и акушерство? Да неужто вы отчета себе не даете?
Конечно, Антон Васильевич взбеленился:
— Вы на что намекаете? Знаем вас, инспекторов, сами больного сто лет не видели, а туда же — учить!
— А на что мне намекать? — Анастасия Федоровна не любила ходить вокруг до около. — Да разве вам удалить хотя бы аппендицит, сделать кесарево сечение? И плод поправить — руки нужны.
— Ах, вот что! Это оскорбление! Я — бывший военный хирург.
— Небось только скальпель умеете подавать, — не осталась в долгу Анастасия Федоровна, и ее бледно-голубые добрые глаза стали колючими.
Чтобы остановить перепалку, Надя сказала:
— В таком случае я вынуждена принять решение, исходя из целесообразности. Нам нечего делить, мы лечим народ. А это зовет нас к ответственности. И прежде всего перед собой. И еще раз прошу Антона Васильевича быть благоразумным. Я беру хирургию, родильное отделение. Анастасия Федоровна, у вас терапия. Антон Васильевич, может, вы выберете близкую для вас специальность? Пошлем повысить квалификацию…
— Прекратите эти издевки! — вспылил Антон Васильевич, выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
Женщины заговорили не сразу.
— Почему он такой? Не верю, чтобы не понимал, не верю! — проговорила озабоченная Надя. — Не ждала, что это у нас случится.
Анастасия Федоровна огорченно покачала головой.
— Видать, не впрок уроки, — сказала она. — Его сняли с должности главного врача в Пыжах: поссорился с коллективом. Мигунов пробовал просто его переставить сюда, да Цепков не утвердил… Вот он и фордыбачит.