Настя.
Отец бросил нас сразу после моего рождения. Как объяснила мне мама, он не хотел второго ребенка. Ушел, с одной стороны, красиво, оставив матери квартиру, с другой — сумел так раствориться на просторах нашей страны, что ни исполнительный лист его не нашел, ни мать родная. На свою беду, я не только разрушила семью, но и «пошла вся в эту сволочь». Не по возрасту высокая, плотная. Мама называла меня не иначе как «прорва». «На эту прорву не напасешься… жрет, как прорва…»
Я как-то попыталась не есть, но получилось только хуже. Тарелка с кашей оказалась на моей голове. Реветь было бесполезно. Мама за слезы оттаскивала меня в кладовку «Пока не замолчишь, будешь здесь сидеть!». Замолкала быстро. Я боялась темноты.
С сестрой, старше меня на четыре года, отношения были странные то она играла со мной, то требовала, что б я не подходила и бежала жаловаться маме, что я порчу ее игрушки. Игрушки я не портила, но доказать обратного никогда не могла.
Еще запомнился бесконечный детский сад, где в меня пытались залить ненавистное какао или того хлеще — чай с молоком. Меня тошнило от одного запаха. И помню обещания мамы оставить меня в саду, если я буду плохо себя вести. Я старалась вести себя хорошо, но мама вечно была недовольна, и каждый вечер я тряслась от страха.
За три дня до выпускного вечера в детском саду меня увезли по скорой, из этого самого сада, с приступом аппендицита. В больнице мама сидела около кровати злая, недовольная и что-то шипела про прорву и деньги.
Вечером, дней через пять после моей выписки, в доме появилась высокая, худая пожилая женщина с коротко стриженными волосами, в очках. Внимательно посмотрела на меня и закрылась с мамой на кухне.
Второй раз женщина появилась после долгого перерыва. Обратно она ушла со мной. Я выла, царапалась и отбивалась как могла, но мама отшвырнула меня к незнакомой тетке и сказала: «Хватит с меня!». Я шла по улице всхлипывая и не понимая, почему мама отдала меня ей. Ведь я так старалась себя хорошо вести! Даже мыла посуду и протирала пыль, и дома одна оставалась, хоть было страшно.
-Не реви,-попросила тетка,-я твоя бабушка. Хочешь Барби?
Барби я хотела.
Жила бабушка в старой пятиэтажке. Квартирка была крошечная «двушка». Комнаты проходные. Кухня — узкая-узкая. Но главную достопримечательность составлял санузел. Мало того что совмещенный, так еще и скошенный. Да-да, это помещение имело форму трапеции, как я поняла позже. Коридорчик перед санузлом тоже был подобной формы.
В дальней комнате стояли кровать, гардероб и новый письменный стол. В проходной стенка, диван и еще один стол с белоснежной скатертью и вазой с цветами.
-Это твоя комната,-провела меня бабушка в комнатку с письменным столом.
Своей комнаты и даже дивана в квартире мамы у меня не было. Я спала с сестрой Катей, которая сильно толкалась во сне.
Мне купили Барби, рюкзак с Микки Маусом, сарафан, белую блузку с огромным воротником с кружевами и еще много всего занятного «для школы». А еще меня отвели в парикмахерскую и впервые мои отросшие за лето волосы не обкорнали «под мальчика», а сделали интересную стрижку, и я узнала, что волосы у меня «пепельные».
Слово «прорва» я больше не слышала. Маму я видела редко, раз в месяц, а то и в два месяца. Она приходила, сидела на кухне, иногда пила чай. В комнаты не заходила. Поначалу я тащила к ней свои обновки, прописи, рисунки похвастаться, но она только морщила губы. С годами я стала здороваться с мамой и уходить к себе.
С сестрой мы учились в одной школе. Но виделись нечасто. Она стала морщить губы, как мама. И норовила отвернуться, когда я попадалась ей навстречу.
Бабушка работала фельдшером на «скорой помощи». Сутки трое. Эти сутки давались мне с трудом. Я боялась оставаться одна, но терпела. Зато рано научилась пользоваться микроволновкой, плитой. Лет с двенадцати я уже сама себе готовила.
Раз в месяц мы выбирались в театр, посещали выставки, объездили все музеи Москвы, ну не все, так основные точно. Бабушка возила меня по Золотому кольцу и каким-то монастырям, так как с возрастом стала часто бывать в ближайшем храме, но меня «поститься, молиться и слушать радио Радонеж» не заставляла. Помимо культурного воспитания, бабушка сдала меня в кружок, где раз в неделю учили немножко шить, немножко вязать, вышивать, рисовать и плести фенечки. Трудность возникла со спортом. Бабуля считала это необходимым, но секции либо находились далеко от дома, либо стоили очень приличных денег. В конце концов остановились на школьном волейболе. Была у нее еще идея отдать меня в музыкальную школу, но экзамены я провалила по причине полного отсутствия какого-то слуха.