Столь долго описываемая картина в мгновение ока пронеслась перед глазами Кати. Собака сменила лай на вой. Бандит с поврежденной рукой сделал еще шаг по направлению к испуганной вдове…
Екатерина резко развернулась и со всех ног припустилась бежать обратно, к Ювелирной улице. Усложняло процесс то, что юбки приходилось держать одной рукой — в другой были деньги. Услышав чужое сосредоточенное сопение почти у самого уха, Мережская, не оглядываясь, попыталась ускорить бег, тем более заветная цель была близка…
Каблук добротных уличных туфель запутался в не менее прочной ткани подъюбника, и вдова полетела на землю, едва успев выставить вперед локти.
Боль не значила ничего, по сравнению с ужасом, накатившим на нее от осознания своего проигрыша…
Сейчас у нее отберут деньги, а, может, сделают вещи еще более ужасные. И она успеет пожалеть о том, что собственный муж, не поднимавший на нее никогда руку, в постели был ей неприятен.
— Корявый? А ну стоять! Именем закона! Стоять! Щас патруль позову!
Топот ног отдалился. Катю осторожно взяли за локоть.
— Поднимайтесь, все в порядке. Они убежали. Вы сильно ударились?
Екатерина оперлась на чужую руку и встала с земли.
— Спас… — голос не слушался. — Спасибо. Вы… Юрий???
Талькин, рассмотревший спасенную даму, преобразился в мгновение ока: глаза его загорелись, пальцы сильнее впились в Катин локоть, а правая ладонь стала смахивать пыль с ее платья. В районе талии.
Мережская вырвала руку и отстранилась.
— Благодарю за помощь. Каким путем привел вас сюда Отец?
Юноша смутился.
— Да я так, по делу. Тут один умник недавно вывеску на золотой цепи повесил, так ее в ту же ночь украли. А мы, значит, теперь ее ищем.
Бешено колотящееся сердце постепенно приходило в норму. Так и непролитые слезы куда-то испарились. Катя попыталась сосредоточиться на простых вещах: отряхнула пыль с платья, поправила прическу, проверила не порвался ли мешочек с деньгами. Хмуро наблюдавший за ней секретарь, не дождавшись ответа на свою реплику, обеспокоенно спросил:
— С вами все в порядке?
Екатерина кивнула. Наверно, парень все же что-то понял: подошел, взял ее за руку — не как восторженный юнец, а как мужчина, в полной мере осознающий свою ответственность за слабый пол, и повел к стоящей на углу самоходной карете.
— Я вас провожу до дома, — сообщил он серьезным, несвойственным ему голосом. — Не волнуйтесь, все позади.
Катя, обессиленная недавней борьбой и с самой собою, и с внешними обстоятельствами, позволила усадить себя в карету, довезти до дома и проводить до двери. На требовательный стук открыла как всегда чопорная Аглая.
— Госпожа? Что случилось?
Екатерина почувствовала огромное желание просто спрятаться за спину Талькина, все еще держащего ее за руку, и разрешить ему все объяснить и со всем разобраться.
Нельзя.
— Все в порядке. Просто на улице сбил с ног прохожий мальчишка. Распорядись через полчаса принести мне в спаль…в библиотеку горячий чай. — Она обернулась к секретарю и мягко высвободила свою ладонь. — Спасибо за помощь. До свиданья.
Мережская шагнула к двери.
— Катя…
Она обернулась. Юрий смотрел на нее грустными глазами и мял в руках головной убор. Сейчас он выглядел гораздо старше своего возраста.
Наверно, она хотела бы иметь такого брата.
Она попробовала ободряюще улыбнуться секретарю, но у нее только нервно дернулся уголок бледных губ. Юрий от этой гримасы нахмурился еще сильнее.
— Вы простите меня?
В его голосе проскользнула вина и искренняя забота.
— Таким вы мне нравитесь гораздо больше, — вдруг слетело у нее с языка. Талькин в ответ на это не улыбнулся. Лицо его приняло мученическое и одновременно упрямое выражение.
— Ну, что вы! За что? Я очень благодарна вам за помощь! — искренне пояснила девушка. Секретарь кивнул, развернулся на пятках на 180 градусов и, не оглядываясь, направился по улице вниз.
Екатерина вошла в дом, закрыв за собой дверь подрагивающими руками.
В библиотеке было холодно. Мережская собственноручно подбросила в огонь поленьев и залезла с ногами на диван, закутавшись в когда-то забытую здесь шаль.
Накрыло с головой. Что? Тоска? Боль? Страх? Она вряд ли смогла бы это описать. Скорее всего все сразу.
Просто было плохо. Очень. И никого не было рядом. Как всегда. А она к этому так и не привыкла.
Она стала раскачиваться вперед-назад, обхватив колени руками. Слезы перекатывались из глаз на подол юбки, оставляя на ткани все более разрастающееся мокрое пятно.
Мама…пожалуйста…обними меня…
Несбыточная мечта. Ее никогда не хвалили, не гладили по голове, не сажали на колени. А когда она заболевала, родители поручали ее старой Ните. Она могла не видеть их неделями.
В груди жгло, мир плыл перед глазами. Если бы случилась беда, неужели бы они и тогда отвернулись от нее? Она же всегда была тихой и послушной, всегда старалась понимать чужие нужды и радовать окружающих правильным поведением! Неужели она недостойна редкой ласки? Ведь она просит так мало!
Обними меня!
И ее обняли.
Успокаивающе погладили по спине и по-матерински поцеловали в лоб. Катя вцепилась в чужие плечи, прижалась к теплому телу в попытке согреться хоть немного. Может же она хоть раз в жизни выплакаться в чье-то плечо, а не в подушку? Хоть раз положиться на постороннее участие? Иначе все происходящее ее просто раздавит.
Девушка позволила себе отпустить чувства на волю и разрыдалась, упираясь лбом в широкую мужскую грудь.
Так она и заснула — в кольце чужих рук, с мокрым от слез лицом, бледная и обессилевшая.
Пришедшую с чайником Ульяну Михаил выгнал за дверь одним свирепым взглядом.
* * *
Все тело болело. Разлепив кое-как глаза, Екатерина попыталась осмотреться.
Дрова в камине почти прогорели, и комната освещалась и обогревалась только лучами заходящего солнца. На старом диване рядом с Катей, положив голову на собственную руку, а руку — на подлокотник стоявшего вплотную к дивану кресла, дремал Михаил. По всей видимости, Катя заснула на его плече.
Вдова с тихим стоном закрыла лицо ладонями. Стыдно-то как! Спала практически в обнимку с посторонним мужчиной! Позор…
Климский вздохнул во сне. Екатерина судорожно оторвала руки от лица и отодвинулась от мужчины на другой край дивана. Юрист чуть повел плечом, но не проснулся, а только сильнее засопел.
Катя аккуратно встала, подбросила в камин дров, зажгла свечи на двух подсвечниках. Дел больше не нашлось, и она вернулась на диван. Укуталась в шаль и стала смотреть на спящего мужчину.
Шесть лет изменили его внешность не в лучшую сторону. Очаровательный пылкий юноша, ухаживающий за Марией исчез, зато появился хмурый мужчина с внимательными глазами, во всем ищущий подвох. Даже во сне лицо юриста имело крайне сосредоточенное выражение — словно он сейчас не сновидение смотрит, а выступает на суде, защищая несправедливо обиженных и обездоленных.
Катя обняла себя за плечи. Она не помнила, как он пришел. Не знала, вслух ли звала маму и слышал ли он ее в тот момент. В ее памяти остались бессвязные обрывки ощущений: тепло, чужие губы на ее макушке, пальцы, запутавшиеся в ее волосах. Как она не подумала, что библиотека рядом с кабинетом! Очень неудобно. Или…наоборот?
Екатерина вздохнула и уткнулась лбом в колени. Как же она устала! Просто устала — ото всего и от всех. Если бы можно было в жизни взять обеденный перерыв, как берут рабочие на фабриках ее мужа…покойного мужа. Или как какому-нибудь зверьку — вырыть где-нибудь далеко норку и спрятаться туда от всего мира. Если Лиза все-таки приедет, можно вернуться вместе с ней в ее городок. Только бы хватило денег на дом. Интересно, а может она просто написать отказ от наследства? Пусть они все им подавятся! Пусть перегрызут друг другу глотки за него! А она уедет! Все равно никому не нужна здесь.