В холодильнике девушка нашла несколько котлет и помидоры. На кухне имелся гриль, с виду очень напоминающий тот, который был у них дома в Шотландии. Линдсей ударила в гонг ровно в 12.15.
Девушку затрясло как осиновый лист на ветру, когда она услышала приближающиеся шаги мужчин. Ей никогда не доводилось готовить для мужчин, а то, что это дело не из легких, она была наслышана. Линдсей смущало практически все: достаточно ли еды она приготовила или, наоборот, слишком много. Плюс ко всему в животе жутко урчало, так как Линдсей уже который день нормально не ела, но она очень надеялась, что к приходу мужчин это предательское урчание прекратится. Девушка взяла себя в руки, мысленно повторяя свой девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». «Я же Линдсей Макре, — успокаивала она себя. — Никакой Юэн Хазелдин не посмеет меня отсюда выгнать». По завещанию, надо отметить справедливому, каждому из детей Лекса полагается равная часть наследства. Лекс Бредмор мог вполне завещать большую часть своему первенцу, Нейлу, но он этого не сделал. Линдсей является соопекуном детей, и потому она с места не сдвинется без них. Была еще одна вещь, которая ее очень волновала — влияние управляющего на детей. Он их явно к себе расположил, как бы он не начал настраивать двойняшек против Линдсей. Этого она боялась больше всего.
Все пришли веселые и голодные. Судя по одухотворенным лицам Мораг и Каллима, они были абсолютно счастливы. Линдсей почувствовала, как волна нежности захлестнула ее при виде ребят. О том, чтобы иметь своих собственных пони, двойняшки могли только мечтать. У себя в Шотландии они катались на лошадях с фермы, где работала Линдсей, но это, естественно, не шло ни в какое сравнение.
— Мою лошадку зовут Яблочко потому, что она вся в пятнышках, — защебетала Мораг, которую так и распирало от желания поскорее похвастаться сестре, — а у Каллима Пегги. Моя — серенькая, а у него черненькая. Они такие красивые, ты бы только видела! Мы так скакали, что я себе отбила всю попку, — призналась малышка, демонстративно почесав пострадавшее место.
Юэн Хазелдин в тот момент выглядел как настоящий крестьянин. Его шея по сравнению с клетчатой рубашкой казалась черной от загара, в уголках глаз собрались многочисленные мелкие морщинки, которые, по мнению Линдсей, вовсе не говорили о его веселом нраве, а появились лишь из-за постоянной работы под палящем солнцем. В этот раз, впрочем, как и всегда, управляющий был без шляпы.
Он оглядел безупречной чистоты кухню и произнес, обращаясь к детям:
— Так, ребятки, сдается мне, вам придется еще раз вытереть обувь, прежде чем войти в этот храм чистоты, любезно созданный вашей сестрой.
Дети беспрекословно последовали его совету и опять вышли во двор, где принялись усердно отчищать свои ботинки. Теперь мистер Хазелдин обратился к Линдсей, которая как раз в этот момент несла к столу сковородку с дымящимися томатами.
— А это вы здорово придумали… Убрать здесь. Признаюсь, меня не раз посещали подобные мысли, но я просто не знал, с чего начать.
Линдсей очень хотелось сострить в ответ, но она лишь холодно произнесла:
— Знаете, совсем не обязательно представлять меня каким-то монстром, готовым разорвать на куски любого, кто осмелится пройти в грязной обуви на кухню. Я ведь тоже выросла на ферме и прекрасно все понимаю, поэтому, если я убираю в доме, это вовсе не значит, что нужно ходить на носочках вдоль стеночки и ни к чему не притрагиваться.
— Звучит убедительно. Если это на самом деле так, то остается только радоваться, — сказал управляющий. — Кстати, вы, единственная женщина после моей мамы, которая с умом и со знанием дела ведет домашнее хозяйство. Я обязательно напишу, что ее дом в надежных руках, а то мама страшно волновалась, когда уезжала.
Ее дом! Эта фраза резанула ухо Линдсей. Да уж, эти Хазелдины основательно здесь окопались.
Линдсей ставила на стол тарелку с жареным картофелем, когда мистер Хазелдин схватил ее за руку и развернул так, чтобы видно было ее лицо. И сухо сказал:
— Послушайте, мисс Макре, когда женщина работает в доме экономкой на протяжении долгих лет и воспитывает хозяйского сына, по сути заменяя ему мать, то нет ничего удивительного, что она относится к этому дому как к своему собственному.
У Линдсей вспыхнули щеки.
— Я не говорила…
— Вам и не надо ничего говорить, у вас все на лице написано. Врать вы не умеете, это я уже заметил.
— Вы так сказали, словно это что-то постыдное. Просто я стараюсь быть искренней, и раз уж вы об этом заговорили, то и я не промолчу: ваше лицо настоящая маска, по нему уж точно ничего не прочтешь, — решительно произнесла Линдсей, глядя прямо в глаза управляющему. Заслышав топот детских ног, девушка высвободила свою руку.
Обед прошел за веселой болтовней. Когда с едой было покончено, Линдсей, повернувшись к детям, сказала:
— Если хотите пойти во двор и подстричь лужайки, то можете оставить посуду на столе. Надеюсь, мистер Хазелдин не будет возражать? Каллим прекрасно умеет косить, а Мораг будет обрезать усы.
— Отлично! Каллим, ты когда-нибудь имел дело с газонокосилкой?
— Да, конечно. Одна есть у нас дома в Шотландии. А еще я зарабатывал карманные деньги, подстригая газоны в Фиден-Хаус.
— Очень впечатляет. Пойдем во двор, я покажу тебе что к чему. Сразу предупреждаю, никогда не пользуйся ею, не поставив на предохранитель. Если на пути попадется камень, можешь пораниться.
— И почему только до сих пор никто не изобрел электрощипалку, не понимаю, — задумчиво произнесла Мораг.
Мистер Хазелдин рассмеялся, глядя на рыжеволосую девчушку. В такие моменты, отметила про себя Линдсей, он был похож на вполне нормального человека.
— Не сомневаюсь, что на этот вопрос, дорогая, твоя сестра бы ответила, что обрезание усов — исключительно женская работа, с которой не справится ни одна машина.
— Вы прекрасно знаете, что я бы так не сказала. Не такая уж я мужененавистница, — улыбаясь ответила девушка.
Линдсей по глазам мистера Хазелдина поняла, что он уловил ее мысль. Он кивнул и обратился к детям:
— А сейчас живо чистить зубы. Встречаемся через пять минут под большим зеленым навесом.
— Договорились, Джок! — весело прокричал Каллим. — Побежали, Мораг!
Линдсей хотела было сделать ему замечание за подобное обращение к старшим, но не стала, так как неизбежно услышала бы очередную колкость в свой адрес от мистера Хазелдина. Но несмотря на то, что она промолчала, управляющий заметил выражение ее лица. Он подошел к камину и закурил трубку со словами:
— Отчасти вы правы, но… с волками жить — по-волчьи выть. Немного грубовато, зато в самую точку.
Линдсей молчала, тогда управляющий, ухмыльнувшись, продолжил:
— Видите ли, мы вроде как одна семья получаемся, а все члены семьи зовут меня Джоком, поэтому настоятельно советую вам, Линдсей, поступать точно так же, а то дети, а в особенности Нейл, подумают, что вы ко мне плохо относитесь.
— Насчет семьи вы погорячились. В доме всего три представителя рода Бредморов… Мораг, Каллим и Нейл. Ни вы, ни я к нему не имеем никакого отношения. Двойняшкам я сводная сестра по матери.
— Полагаю, вы меня не совсем поняли. Мы семья. Я прихожусь Нейлу двоюродным братом.
Линдсей от удивления поджала губу:
— Я этого не знала. Но намек ваш поняла. Теперь я являюсь единственной, кто не имеет отношения к этой семье и ее имуществу.
Управляющий положил трубку, прошел через кухню и встал так близко к Линдсей, что она чувствовала его дыхание. Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Линдсей, самое главное для человека, приехавшего в Новую Зеландию или в любую другую страну, — это умение приспосабливаться к новым условиям жизни, поэтому объясняю еще раз: мы с вами соопекуны, но жить нам в одном доме, учитывая мое и ваше семейное положение, невозможно. Нам с вами нужно к этому приспособиться. И лучше все-таки называйте меня Джок.
Линдсей подумала, что управляющий явно сменил тактику. Ведь еще вчера надеялся выжить ее из дома. А сейчас показным дружелюбием надеется усыпить ее бдительность — пусть, дескать, радуется, что пока живет в доме и не лезет в дела фермы.