– Какая-то невезучая я. Всем вокруг меня плохо. Может, точно – ведьма?
– Дура ты, а не ведьма, тьфу на тебя! До завтра! И смотри, виду не подай!
В ту ночь я уснула с улыбкой на губах.
Весь день пыталась быть смирной, повторяла фигуры танцев. К чему они мне? Или этим девчонкам, дочерям зажиточных горожан Нейды? Неужели надеются когда-то повторить их на балу в королевском дворце?
Король и королева Андареи имели двух сыновей. Был ещё младший, но он, вроде, умер в детском возрасте.
Дворец находится в столице, в Энэе, из которой, как я запомнила, был родом и Сиян. Столица от Нейды находилась примерно в трёх днях пути на повозке. Большего я о здешних королях не знала, всё же – не моё государство.
Наш остров находился в двух днях пути по морю от южного берега Алаидана, и поэтому назывался Южным. Или островом ремесленников. Мы относимся к Алаидану и с Андареей у нас мир и торговые отношения.
Наши король и королева живут в Килане, это наша столица. Король Деонисий и королева Виктория правили вместе более тридцати лет, имели троих детей и старались сдерживать натянутые отношения с Филией, на территории которой, кстати, и располагались Сапкинские рудники.
Король Филии, Франциск третий, говорят, был властным и деспотичным правителем, постоянно обкладывающий свою страну новыми налогами, пошлинами и наказаниями за неисполнение. К нам от них и корабли-то тайком заходили, обувь у отца только заказывали, товар забирали и, не останавливаясь на отдых, вновь уходили в море. И, может, потому, что кругом одни запреты, именно суда с Филии и промышляли пиратством.
На вечерней общей молитве мне было положено находиться среди сестёр в первых рядах, но я, будто бестолковая растеряха, запнулась, свалилась и потеряла платок, что упал на свечу и загорелся. Побежала, якобы в келью, за другим, сама схватила свою суму, перекинув её через плечо. Сестра Сандра только зыркнула и велела поторопиться, отходя к сёстрам. А без платка жрец запретил мне появляться на молитве в первый же день – дабы не накалять цветом своего рыжего богатства отношение горожан к возможной ведьме в храме. Чего они так зациклились тут на рыжих? Вон, на острове, меня, наоборот, любили – солнцем целованной называли.
Я появилась в боковых дверях, с которых сестра Сандра тревожно не спускала глаз, кивнула ей, повязывая платок, она расслабилась и перевела взгляд на жреца, совершавшего обряд призыва благодати от Всесильной матери.
Я бочком стала протискиваться, якобы стесняясь мешать, сама отходила дальше и дальше к выходу. И тем неожиданней было услышать голос сестры Сандры:
– Держите её!
Я рванула к двери, пока никто не понял, что держать надо именно меня и чуть не выпала в открытую Щеглом передо мной дверь.
– Беги, Аська! – он выскочил, и, закрыв дверь, прижал её собой. Этой секунды хватило мне уйти в отрыв.
Я неслась, как угорелая, боясь пропустить поворот. Второй, направо. В сгущающихся сумерках боялась пропустить метку на дверях нужного дома. На одной из одинаковых дверей был нарисован заяц. Нёнька! – поняла я и застучала в неё.
Лили приоткрыла для меня щель, в которую я юркнула, когда уже на перекрёстке слышались чьи-то шаги по гулкой мостовой.
В дом застучали, Лилиана что-то коротко отвечала через дверь, я лишь слышала обрывки: я одна… муж в поездке в порт… не стану открывать, пугать ребенка, он болен…
Но всё же, в какой-то момент, сидя в подполе, я услышала, что дверь открылась и вошёл жрец.
Он что-то спрашивал, Лили тихо отвечала. Слышны были ещё чьи-то тяжёлые шаги. Я притаилась за бочкой с квашеной капустой, когда этот кто-то открыл подпол и свесился вниз на половину. Освещая себе свечой, наскоро глянул и исчез, закрыв люк. Я выдохнула. Через какое-то время стало тихо и Лили подняла его, позвав меня.
Она накормила меня при свете единственной свечи, и то прикрытой. Через пару часов в дверь раздался осторожный скрежет. Щегол. Он поманил меня, Лили коротко обняла и сунула приготовленную корзину с едой.
Мы уходили из города путём, что за эти дни разузнал малец. Он вывел меня через узкую дверцу в стене к реке, где нас уже ждал в кустах чёлн.
Это было, конечно, страшно. Ночь, туман, узкая река, что меж двух берегов, поросших лесом. Каждую секунду ждали, что кто-то выскочит перед лодкой, даже убрали вёсла, чтобы плеск не было слышно, позволив реке нести нас нескорым течением. Но Кроха спал, мы расслабились. Я даже указала мальцу на дно лодки, пусть отдохнёт, впереди тяжёлый путь. Он кое-как устроился с краюхой, так и уснул, не дожевав.
Опять я в лодке, Щегол спит на дне, а я с тревожными мыслями о себе, о Сияне, и о глупом своём поведении с ним. Что мне мешало быть с ним счастливой? Да то, что о другом думала. О молодом, красивом, в весёлыми глазами и сладкими губами. Сиян намного старше. Правда, помладше отца будет, но взрослый. Немного мелких морщин у глаз, когда улыбается, да и несколько серебряных волосков у висков. Он не красив, как Ёмай, и более спокоен, размерен в словах и поступках. Вспомнилось, как головой лишь качал на все мои проказы, как Тишке выговаривал, что девушкам уступать надо, когда тот со мной спорить принимался, как от кока нашего сурового с камбуза меня под разными предлогами забирал – это ли не любовь? Сердце сжималось. Сиян заботился обо мне, как мог, ухаживал, а у меня всё детство в голове играло. И ведь ничегошеньки о нём и не узнала почти за год. А он, как оказалось, знатного рода. Вот теперь ещё найти бы этот его род в столице.