Я подняла голову и глядя в глаза Сияну, прошептала разбитыми губами:
– Не было ничего, не было.
– Я верю.
Он так и нёс меня на руках до родительского дома. Прошёл в мою светёлку, уложил на постель.
– Сейчас своего лекаря пришлю. Пусть осмотрит, может сломано что. Бульон и сон. И выкинуть всё из головы. Поняла?
Я поняла. Я поняла, что детство кончилось. И что теперь надо мной нет защиты рода, имени отца. Теперь я никто. Ах, нет. Теперь я для всех – Васьки-дурака жена…
Слёзы против воли полились из глаз.
– Отставить! Я что сказал? Перестань.
Он вышел, прикрыв дверь, даже не пустив плачущую бабушку. Что-то ей говорил спокойным тоном, я не уже не слушала. Он прав – бабулина жалость мне сейчас не нужна. Мне нужно успокоиться и решить, как жить дальше. Для начала узнать, как там мама. Со мной не случилось того, из-за чего замуж не возьмут, хотя люди и будут трепать языками, пальцем тыкать. Я об этом подумаю потом. Мне надо увидеть маму.
Вошёл другой лекарь, чистый и аккуратный, явно, не первый встречный, как вчера. Молча осмотрел лодыжку, пощупал колено, глянул на синяк на бедре, от чего я зарделась. Потрогал голову, осмотрел лицо.
– Н-да, красавица… но до свадьбы заживёт! – думал, что успокоил меня он.
"Какая теперь свадьба? Никто меня не возьмёт, кроме Васьки." Я запрещала себе думать о Ёмае. Он вернётся, а про меня тут понарасскажут. И вычеркнет он из памяти птичку-синичку.
Лекарь вышел, вернулся с холодным полотенцем на голову, какую-то пасту растёр в миске, наложил на лицо, потёртые места от жёсткого настила в доме Стата и бедро. На колено и лодыжку тугую повязку наложил. Микстуру от жара влил. У меня ещё и жар был?
– Как там мама? – я успела лишь спросить.
– Она жива, спи.
Я провалилась в сон, где снилось всякое. Страшное, холодное, горячее.
Я металась в бреду, сгорая от жара, бабулечки обтирали меня и ухаживали за мамой. Как они всё это выдержали?
Я пришла в себя лишь на второй день, и сразу получила несколько ложек бульона.
Опухоль заметно спала, но вставать бабушки не разрешили.
– Я к маме хочу.
– Асенька, вот выздоровеешь и пойдёшь к маме, сейчас ей тоже пока лучше не вставать.
– А вы ей тогда хоть скажите, что я люблю её. И что ничего со мной Васька не успел сделать, задницу о печку опалил, а Стат меня в погреб скинул.
– Хорошо, милая, скажем, – в голосе бабушки сквозило облегчение.
Ещё через два дня я не понимала, почему мне нельзя к маме. Показательно смирилась, а ночью, медленно и тихо спустилась вниз, в мамину с отцом горницу. При мысли об отце горло сжалось, но я выдохнула и тихонько приоткрыла дверь. Мама спала тревожным сном, а её руки и ноги были привязаны к кровати. Что это?
– Мама, мам, – позвала я.
Она проснулась и молча смотрела на меня. При свете полной луны меня отчётливо было видно.
– Мамусь, ты не спишь? – я медленно подходила к кровати. Она повернула голову и сказала:
– Аська, развяжи меня.
– А чего ты привязанная?
– Развяжи, Ась, слышишь, – ребеночек плачет? Он кушать хочет, Ась, а отец ушёл куда-то. И Вик, наверное, с ним. А Настасья моя замуж, говорят, вышла. Аська, не знаешь, за кого она вышла, а?
Мама начала напевать колыбельную песню.
Я смотрела на неё, она выглядела как обычно, только что-то повредилось в голове, что она такое говорила. Я легла рядом, на отцово место, прижалась к ней, вдыхая родной запах. Потом между нами протиснулась Мурзик и заурчала, подпевая маме.
Ещё декаду назад мы были абсолютно счастливой семьёй. Всё просто рухнуло разом. И теперь мне не быть маленькой девочкой Аськой, которой брат приносит гостинцы, отец гладит по голове, а мама целует перед сном. Теперь я глава семьи, мне надо заботиться о бабушках, о маме. Бедные мои бабулечки. Надо, как говорил отец, продать один дом, закупить материал и продолжать его дело. Мальчишки-подмастерья есть, клиенты есть. У меня есть год траура по отцу. За это время мне надо заработать денег и перевезти мою семью на материк. Если за это время Вик не вернётся, сам найдёт. Я шепну паре хороших людей в порту, где буду. Под мамин тягучий напев я уснула.
Мама ещё спала, когда я ушла, прикрыв за собой дверь. На кухне бабушка готовила завтрак.
– Здравствуй, милая. Я видела, ты у мамы была, будить не стала.
– Что с ней случилось?
– Ох, девочка моя, тронулась Варварушка умом. Мы надеемся, что это всего лишь временно, но этот лекарь прогнозов не даёт.
– Бабуль, отец в последнем разговоре хотел дом ваш продать, нам с мамой на материк ехать велел. Думал, вас сюда забрать. От беды нас уберечь хотел. Не успел.
– Мы теперь не можем тот дом продать и в этом жить. На этот дом Стоян права имеет, как старший мужчина рода. Давайте туда перебираться.